Во имя Абартона
Шрифт:
– Это он?
– Реджинальд обошел вокруг стола, изучая прибор.
– Причудливо...
– Да, вы правы, - улыбнулся Кьюкор.
– Принцип действия достаточно прост. Помещенное в эту вот колбу зелье обрабатывается специальным составом, образуется газ, который проходит через три заговоренные трубки, разделяясь на изначальные составляющие. А потом оседает вот здесь. Реакция на индицирующей бумаге показывает состав. При дальнейшей обработке можно уточнять пропорции.
– Зачарованная трубка… - Реджинальд подошел ближе, а после того, как купол был снят, склонился над аппаратом. Прикосновение
– Это артефакт? За основу взят рассеиватель чар?
– Вы правы, - улыбнулся Кьюкор.
– Продемонстрировать вам действие?
Реджинальд кивнул.
– Выберите одну из колб с зельями, я не подглядываю, - в подтверждение своих слов доктор отвернулся.
Реджинальд подошел к указанному столу. Здесь в коробке стояло несколько дюжин пробирок с одинакового цвета зельем. Каждое было снабжено наклейкой с названием и составом. Вытащив одну наугад, Реджинальд вытащил пробку и осторожно принюхался. Да, без обмана — зелье от колик в животе с добавкой цвета.
– Что теперь?
– Выливайте в первую колбу, а теперь вон тот реактив. Стандартный транспарент плюс вытяжка из гриацина.
Реджинальд послушно выполнил все манипуляции, запоминая последовательность.
– Кора или листья?
– Лучше всего брать сочетание один к двум: две части листьев и одна — коры. Иные пропорции сбивают результаты по моим наблюдениям. А теперь мы зажжем горелку.
Повинуясь небрежному щелчку загорелась спиртовка под колбой, и в считанные секунды темно-серое зелье, смешавшись в реактивом, превратилось в серий газ, прошло через одну трубку, вспыхнувшую зеленым, через вторую, третью, разделяясь на тонкие нити. Во второй колбе, вернее — округлой стеклянной чаше с крышкой — каждая легла отдельно, причудливым завитком.
– Ждем две минуты, - Кьюкор указал на часы с секундомером, запустившиеся сами собой.
Когда наконец звякнуло, и часы отключились, он вскрыл магическую печать и, взяв стопку полосок индицирующей бумаги аккуратно снял следы со стенок. Последовавшая немедленно реакция была Реджинальду знакома: всякому студенту, внимательно слушающему на занятиях по фармацевтике, известно как реагирует бумага на различные вещества и соединения.
Разложив листы в ряд, Кьюкор бегло их изучил и улыбнулся.
– Лекарство от колик.
– Потрясающе!
– Реджинальд зааплодировал.
– Действительно, потрясающе!
– Собственно, у этого прибора только один недостаток, - хмыкнул доктор Кьюкор.
– Он из Вандомэ. Сейчас мы думаем над его модификацией. Есть какие-нибудь идеи?
Реджинальд покачал головой, как завороженный разглядывая прибор, стараясь запомнить его.
– Ну же, смелее, - Кьюкор толкнул его в плечо.
– Зарисуйте! Как знать, может вам придут в голову подходящие изменения. У нас в команде, увы, нет хорошего артефактора.
– Если это возможно… - Реджинальд вытащил блокнот и принялся лихорадочно зарисовывать аппарат, сопровождая его подписями и комментариями.
Кьюкор приготовил еще кофе, а потом зарылся по пояс в шкаф, ухитряясь при этом прихлебывать из огромной кружки с эмблемой колледжа де Линси.
– Ага! Вот, возьмите, господин Эншо.
Реджинальд с благодарностью принял
– Размножали при помощи дешевого копира, - посетовал Кьюкор, - но в целом понять можно. Языком, надеюсь, владеете?
Реджинальд кивнул.
– Одна только просьба, - улыбнулся доктор.
– Если вам придет в голову светлая мысль, вы уж не держите ее при себе. Поделитесь с товарищем по колледжу.
Реджинальд жарко уверил Кьюкора в том, что непременно поэкспериментирует с аппаратом и поставит его в известность о результатах, пожал сухую крепкую руку и, бросив взгляд на часы, покинул лабораторию. До встречи с леди Мэб еще оставалось время, которое Реджинальд собирался потратить на покупки, чтобы необычным заказом не вызывать излишнее любопытство хранителя.
Глава девятнадцатая, в которой Мэб ревнует
Сколько бы Реджинальд не говорил о своей неприязни к столичной жизни, были здесь и свои плюсы. Нигде больше не было таких магазинов и лавок, торгующих всем необходимым. Даже в Абартоне, расположенном совсем недалеко, часто приходилось ждать поставок, выписывать необходимые вещи по каталогам, ругаться с продавцами и пенять на королевскую почту. В Кингеморе достаточно было просто пройтись по магазинам. Реджинальд за полчаса раздобыл все необходимое: колбы, трубки, нужные реактивы, серебряные иглы для гравировки, кислоту для травления. Все это было аккуратно запаковано в коробки и уложено в небольшой ящик на колесиках. Магазинным чароплетам Реджинальд не доверял, поэтому наложил несколько своих заклинания, чтобы уберечь хрупкий груз от опасности быть разбитым, раздавленным, украденным или утерянным. Бросив взгляд на наручные часы и обнаружив, что время еще есть, на вокзал он отправился пешком, размышляя о леди Мэб. Что она надеялась узнать?
Беда была в том, что особый дар леди Дерован — магическое везение — делал некоторые ее поступки необъяснимыми и непредсказуемыми даже для нее самой. В таких случаях лучше было положиться на ситуацию, позволить ей развиваться своим чередом. Если леди Мэб считает, что история Жанны Марто важна, значит в конечном счете так и будет. Наверное. У самого Реджинальда не было дара, и он не всегда понимал, как это у других людей работает.
– Профессор Эншо!
Окрик заставил Реджинальда вздрогнуть. На мгновение накатил страх: голос был знаком, его застигли врасплох! Потом, повернувшись, он выдохнул украдкой.
– Профессор Оуэн.
В действительности Дженезе Оуэн была — настоящая леди, графиня, немногим уступающая по положению и давности рода леди Мэб Дерован. И уж точно, не уступающая по красоте. Реджинальд был увлечен ей в студенческие годы, но девочки из Колледжа Принцессы недосягаемы для мальчиков-простолюдинов, пусть даже они учатся в де Линси. Уже потом, когда они вместе в один год поступили в Абартон на работу — ассистентами профессоров — он очень удивился, что Дженезе Оуэн помнит его имя. Она была красива, обаятельна, никогда не кичилась своим происхождением, но для Реджинальда все равно осталась леди из Колледжа Принцессы. Из-за этого в отношениях их был легкий холодок отчужденности.