Во имя чести
Шрифт:
Коракс улыбнулся; его уважение к людям только что возросло.
– Возможно у вашего вида есть надежда, человек, если большинство из ваших соотечественников будут думать как вы.
Гарровик вспомнил свой разговор с Сидни Эллиот и Могла. Клингон казался искренним в своей вере, что понятия чести и доблести, так долго игнорируемые, снова начинают утверждаться в пределах Империи. Чтобы победить в таком крестовом походе нужны были люди вроде Могла, указывающие путь остальным. Гарровик посмотрел Кораксу в глаза.
– Если большинство клингонов думают как Могла, для вас тоже есть надежда.
Глава 22
Этот
Глядя сквозь толстые плексистайловые окна корабля он смог оценить олицетворяемое им эффективное сочетание формы и функции. Хотя Спок служил на борту «Энтерпрайза» – А и его предшественников на протяжении последних тридцати пяти лет, сами корабли для него были не больше, чем сумма своих составляющих частей. Логически не было другого способа оценивать звездолеты. Однако его человеческие черты, вкупе с десятилетиями, проведенными в жизни и работе среди людей, давали ему иную перспективу.
За все эти годы он подметил, что путешествия в космосе, какими бы обычными они ни были в эти дни, все еще представляли для многих людей романтическое очарование, и корабли, на которых они путешествовали, становились им домом. Нечто большее чем простой способ транспортировки, корабль был тем местом, где они чувствовали себя комфортно и защищено. Это было место, где они работали, жили, любили, а в неудачных случаях, и умирали.
Для других связь с кораблем, казалось, существовала на другом уровне связь, которая могла соперничать даже с самыми страстными взаимоотношениями. Спок наблюдал это странное поведение у нескольких людей, и у одного особенного.
Хотя он никогда не признался бы в этом доктору Маккою, Спок понимал эмоциональную связь, которая соединяла Джеймса Кирка с кораблем, дрейфующем в пространстве перед ним. Но даже если логика и могла допустить такую связь с каким-либо объектом, она не оправдывала того, что Кирк питал такую же привязанность к этому «Энтерпрайзу», который фактически был ни чем иным как заменой. Его предшественник, звездолет которым командовал Кирк, исторический, и возможно легендарный, теперь стал всего лишь воспоминанием.
Атомы первого «Энтерпрайза» были рассеяны по космосу вместе с атомами уже разрушенной планеты Генезис. Кирк приказал уничтожить корабль, который честно служил ему столько лет, лишь бы не позволить ему попасть в руки врага. Логика говорила Споку, что такое действие было правильным при том положении дел. В конце концов Кирк не позволил секретным технологиям Звездного флота оказать захваченными и использованными клингонами. Чиновникам Федерации ничего не оставалось кроме как согласиться.
Но благодаря своим отношениям с Джеймсом Кирком Спок знал, что это решение было для его друга весьма болезненным. Для Кирка «Энтерпрайз» всегда был чем-то большим нежели простым космическим кораблем. Он был воплощением всего, что он хотел. Воплощением свободы и приключений, а не власти и престижа, насколько знал Спок, хотя критики Кирка могли думать иначе.
Однако теперь тот корабль ушел, и все что от него осталось теперь стало историей, которую он помог создать. Теперь Спок разглядывал наследие, которое оставил звездолет. Хотя рациональность подсказывала Споку, что это совершенно новый
– Великолепный вид.
Звук голоса Толадала заставил Спока понять, насколько он был поглощен своим созерцанием «Энтерпрайза». На него было непохоже так сосредотачиваться на чем-то, что он мог не обратить внимание на чье-либо приближение, особенно клингона такого размера, как помощник посла Калджага. На краткий миг он подумал, что действительно понял мощь влечения звездолета, и сделал мысленное примечание обсудить это странное притяжение с капитаном Кирком.
Разумеется вне пределов слышимости доктора Маккоя. Он обернулся, чтобы посмотреть на Толадала, одетого в темную мантию, подчеркнутую широким кожаным поясом и портупеей. Но даже при том, что одежда была задумана так, чтобы определять принадлежность своего владельца к представителям дипломатической касты, в ее покрое все еще можно было заметить военный характер Клингонской Империи. Приняв во внимание явную усталость на лице помощника посла, Спок сказал:
– Полагаю переговоры идут благополучно.
Толадал пожал плечами.
– Мы прервались на некоторое время. Что-то хорошо, что-то плохо. Хотя мы работаем здесь больше недели, временами мне кажется, что мы еще не начали.
– Нужно преодолеть много препятствий, – согласился Спок. – Федерация и Империя слишком долго были в разногластиях, чтобы легко прийти к доверию. Предубеждения и недоразумения продолжат омрачать переговоры, пока обе стороны не увидят достаточно возможностей, которые смогут предложить друг другу. То что это не произошло после одной недели не удивительно. Подозреваю для этого потребуется гораздо больше времени.
Толадал улыбнулся в ответ на эти слова широкой зубастой усмешкой, которую Спок легко узрел в отражении плексистайлового окна.
– Жаль что не вы говорите от имени Федерации, – сказал он. – Вы обладаете мудростью, которая противоречит форме, которую вы носите. Если бы я не знал, то подумал бы, что обращаюсь к самому Сареку. – После паузы клингон добавил. – В Вообще-то меня удивляет, что ваш отец не присутствует на этих переговорах. Посол Калджаг очень благосклонно отзывался о нем. Подозреваю посла влекла идея поставить собственное мастерство политика против мастерства вашего отца.
Выгнув бровь Спок позволил себе умеренное выражение удовольствия.
– Полагаю посол Калджаг нашел бы в Сареке грозного противника. В любом случае мой отец к сожалению не доступен для этого саммита, потому что он в настоящее время ведет переговоры с легаранцами.
– А, легаранцы, – ответил Толадал. – Будем надеяться, что у Империи и Федерации не займет столько времени урегулирование наших различий.
Спок не мог не согласиться. Федерация стремилась к соглашению с легаранцами со времени случайного первого контакта Звездного флота с расой затворников, который состоялся пятнадцать лет назад. Первые попытки переговоров потерпели ужасное поражение, главным образом из-за дипломатических представителей Федерации, совершивших различные политические и социальные оплошности. Вероятно нарушения, считающиеся другими расами незначительными и понятными, легаранцы сочли серьезным оскорблением для себя, а их чрезвычайная преданность протоколу и жестким условностям не оставила им выхода. Только когда посол Сарек с Вулкана вызвался усадить легаранцев за стол переговоров, у этого договора появился хоть какой-то шанс на успех. Это было четырнадцать лет назад.