Во имя Ленинграда

Голубев Василий Федорович

Май подходил к концу. Ясных дней становилось больше, но постоянно дувший северный ветер не допускал к нам и без того запоздавшую весну. Уже месяц как перестала действовать ледовая трасса: хрупкий лед покрылся водой, но толщина его местами достигала чуть ли не метра. Он все время двигался, торосился, затрудняя плавание даже крупным кораблям. Ледовая стихия стала для них едва ли не опаснее авиации врага. Спасая корпуса кораблей, экипажи по нескольку суток подряд взрывали торосы, вручную обкалывали лед у бортов.

Не сумев сорвать

перевозки по ледовой трассе в зимний период, фашистское командование зорко следило за ледовой обстановкой и 26 мая дало приказ 1-му воздушному флоту нанести массированные удары по всему Ладожскому району судоходства.

Двумя днями ранее, 24 мая, рискуя быть раздавленными во льдах, с западного берега в Кобону пробились три наших канонерки, пять тральщиков и транспорт. Они-то и открыли навигацию на участке Кобона - Осиновец. Но этого было мало, Ленинград нуждался в срочной и массовой доставке грузов и боевой техники с восточного берега.

И вот несколько десятков транспортных судов и боевых кораблей сосредоточились в Кобоно-Кореджском порту для погрузки. Это был первый большой конвой на западный берег: переход намечался в ночь на 30 мая.

Организацией конвоя лично занялся командующий Балтийским флотом вице-адмирал Трибуц. Он потребовал от командира нашего 4-го гвардейского полка усилить воздушное прикрытие района.

Зная, что воздушный противник будет своевременно обнаружен радиолокационными станциями, мы несли дежурство на аэродроме в составе двух эскадрилий, а третью имели в резерве с пятиминутной готовностью к вылету.

Прояснившееся небо позволяло фашистам совершать налеты с различных высот с надежным прикрытием, и 28 мая несколько высотных разведчиков ранним утром пролетели над нашим аэродромом, Кобоной и военно-морской базой Осиновец. Из штаба бригады поступил сигнал о возможном массированном ударе по кораблям, судам и перевалочной базе. В 9 часов 40 минут радиолокационные станции обнаружили южнее станции Мга и Шлиссельбурга несколько групп самолетов. КП полка дал команду на взлет.

9 часов 45 минут - 9 часов 47 минут. Взлетела первая группа из шести И-16. Ведущий Цоколаев, летчики: Суворкин, Дмитриев, Рочев, Стрельников, Бедукадзе. За ней вторая группа из восьми И-16 под моим руководством. Летчики: Кожанов, Байсултанов, Кузнецов, Петров, Кравцов, Куликов и Захаров.

Предполагая возможность звездного налета, то есть с разных направлений и высот, группа Цоколаева начала патрулирование над Кобоной на высоте 2500 метров, моя - на 3000.

Командир полка, получив данные о приближении большого количества фашистских самолетов, поднял в воздух и последнюю эскадрилью. Ведущий Васильев, летчики: Лагуткин, Филатов, Творогов, В. Дмитриев, Кириллов, Литвиненко и Пушкин.

С подходом третьей группы, в которой не оказалось никого из руководства полка, я, занимая верхний эшелон, принял командование всеми истребителями.

Вскоре мы увидели бомбардировщиков и истребителей. Они

подходили к Кобоне с юга, юго-запада, запада и с севера на больших высотах группами по 6, 8, 10, 12 самолетов. Всего в налете участвовало 80 бомбардировщиков Ю-88 и Хе-111 и 24 истребителя Ме-109 и Ме-109Ф. Пятикратное превосходство.

Я дал команду Васильеву и Цоколаеву находиться над центром объекта на высотах 2500 метров. Атаковать "юнкерсов" и "хейнкелей" на встречных курсах в момент их нахождения на боевом курсе. Противника не преследовать атаковывать вновь подходившие группы.

Своей восьмеркой я занял высоту 3500 метров и приготовился к бою с истребителями. Наши зенитчики открыли огонь, но мы, не обращая на них внимания, парами и четверками завязали бой с подошедшими группами противника.

Уже в самом начале стало ясно, что тактика выбрана правильно: не распылять силы, не отвлекаться на преследование врага, наносить короткие удары по близким и наиболее опасным группам и отдельным бомбардировщикам.

Удерживая за собой высоту, моя группа отсекала истребителей прикрытия.

Сбив трех "юнкерсов" и одного "мессершмитта" в первые минуты боя, мы почувствовали еще большую уверенность в своих силах и обескуражили врага. Часть бомбардировщиков, не доходя до цели, начала поворачивать назад, однако через восемь - десять минут они возвратились и повторили заход. Иные то и дело повторяли этот маневр, но всякий раз теряли один-два самолета от огня зенитчиков и истребителей Васильева и Цоколаева.

Тем временем наши силы тоже стали убывать. Вышли из боя раненые командир эскадрильи Цоколаев и сержант Пушкин. Прикрывая их, ушли еще два И-16. Фашисты лишились более двадцати самолетов и все же от объекта не уходили.

На сороковой минуте неравной схватки, когда у нас кончались боеприпасы и горючее, к Кобоне на высоте 3500 метров подошла большая группа врага: пятнадцать Хе-111 и двенадцать Ме-109Ф. Расчет у них был точным. Ослабив прикрытие главного объекта, тяжелыми бомбардировщиками нанести главный удар по складам перевалочной базы.

Принять участие в отражении этой группы летчики 1-й и 2-й эскадрилий, находившиеся ниже противника на 1000 метров, просто не успевали. Спасать положение нужно было нам, 3-й эскадрилье, находившейся на высоте врага.

Дав команду паре Кузнецова прикрыть меня от "мессеров", я повел шестерку в лобовую атаку на девятку "хейнкелей".

Атака удалась - один из бомбардировщиков пошел вниз, оставляя дымный шлейф, но противник, потеряв компактный строй, продолжал лететь к объекту. Трусливей оказалась вторая группа - позади. Она повернула в сторону озера, облегчив наше положение. Но я напрасно жал на гашетку - пулеметы безмолвствовали. Кончились боеприпасы и у пары Кожанова. Его лобовая атака была ложной. Но и на этот раз мы резко развернулись на повторную атаку с задней полусферы.