Во имя Мати, Дочи и Святой души
Шрифт:
Но Витёк не оценил уборных университетов девических, спросил ревниво:
– С такими способностями тебя в самый Сингапурский бордель купят. Свами вас натаскивает? На старичках?
А Клава-то понадеялась, он ее за ласку и преданность снова белым ангелочком назовет!
– Да я… Да ты что?!.. – Она распрямилась, стоя на коленях на краю кровати. – Вот тебе святой крест сестрический, перед Мати, Дочей и Святой Душой: никогда я ни с кого не слизывала до тебя!
И она перекрестилась старательно
– Ну и молчи никому. Потому что тоже дело подстатейное.
Не назвал ангелочком.
От обиды Клава вспомнила, что давно уже ушла из своей светелки весталочьей. Даже очень давно, наверное. Недолго и засветиться.
Но обиды не показала и поцеловала сверху в губы – как сестра, прощаясь с братиком:
– Бежать пора. Пока.
– Увидимся, – отпустил он Клаву сонно.
22
Она тихо вступила в коридор, но половица под нею подло проскрипела – доносчица.
Поднявшись на цыпочки, надеясь сделаться таким способом легче, Клава ступила шагов совсем-то несколько.
Самое страшное место – мимо двери Свами. Мимо, почти мимо уже – и тут дверь приоткрылась, ручка маленькая цепкая протянулась и вдернула Клаву внутрь.
Это Соня ее втащила и тянула дальше прямо к кровати, где возлежала Свами.
Светились такие же лампады, как по соседству у Витька. Попала из одной благодати – в другую.
– Вот она, сладкая Свами! Я же говорила!
Клава и не упиралась.
– Откуда бежишь, сестричка Калерочка? – ласково улыбаясь, спросила Свами.
Так ласково, что только мертвый поверит.
Но Клава не испугалась – наверное, назло Соньке! И уверенная в своей нерушимости.
– Братика Витю навещала. Ему непривычно на новом месте. Утешила его во имя Госпожи Божи.
– Вот тварь! И не отпирается! – отпрянула Соня и руку отдернула, которой из коридора втащила.
– А от чего отпираться, сестричка? Утешать любовью нас Госпожа Божа учит и сладкая Свами.
– Так ты ж весталка! А не сестра слабая.
– На нас двойной крест, на весталках действенных. Мы и любить должны вдвое.
Свами наконец прервала сестринскую беседу.
– Так значит, сестричка Калерочка, ты и братика утешила, и обет весталочий сохранила, правильно?
– Сохранила, сладкая Свами.
– Вот и славно. Ну-ка сядь-ка в кресло пошире.
Клава уселась с готовностью, предоставив всю себя для полной ревизии.
Свами поднялась с ложа.
– Включи-ка, сестрица.
Соня щелкнула выключателем, и в резком электрическом свете растворилось таинственность жилища Свами. А плохо запахнутый ночной халат – не плащ серебряный – показал, что Свами
Испытующий взгляд наехал на подозреваемый объект.
– Да у тебя вообще входа нет, сестричка. Точно я тебя только с вечера испытывала. Плохо лечил тебя боровок твой.
– Лечил, как сказали, сладкая Свами, – заныл Валерик. – Утром еще открытая жалейка была.
– Ну? А это что?
– Это я днем намазалась снова, сладкая Свами. – доходчиво объяснила Клава. – Я подумала, что братик Витёк такой резкий, так чтобы не проскользнул нечаянно. Ты сама в прошлый раз говорила, что даже мизинчик не проскочит. Вот я и сделала сама снова, чтобы не проскочил.
– И терпела?
– Потерпела, а потом набальзамировала, когда терпежки не стало.
– Ради этого бугая?! Значит догадалась, что он тебя потратить захочет?!
– Я тоже догадалась, сладкая Свами, – затараторила Сонька. – Мы его у метро встретили, и сестричка Калерочка его сразу на жалейку взяла. И смотрю – он здесь сегодня. Ну, думаю, как она его удержит с таким тараном?!
– Ловкая ты, сестра Калерия. Только если жечься часто, пока не отойдет с того раза, то можно себе насовсем… А может, оно и лучше. Вот и будешь весталка действенная, как ты сказала, но неприступная. Лотос чистый непорочный посреди тлена и грязи и всей мерзости мира. Благословение Госпожи Божи и мое на тебе, сестра Калерия, во имя Мати, Дочи и Святой Души.
Свами выпрямилась – и повернулась к Соне. Во всей силе гнева. Иссиний взгляд прожигал – но не Клаву, и она с интересом наблюдала, как действуют пробегающий мимо смертоносный луч.
– А ты, дщерь недостойная, ты в смертный грех впала, клевеща на весталку непорочную! В смертный вдвойне, потому что воплощена на радости недавней в Дочу Божу и должна была до следующей радости летать душой в горних высях, а не клеветать гнусно на сестру твою первую и самую любезную!
Соня упала на колени перед Свами и стала быстро-быстро целовать по очереди обе ручки, норовя протиснуться с поцелуем и к самому воплощенному божественному лону. Рук Свами не отнимала, но от лона отталкивала в знак немилости.
– Грех мой, – частила Соня, – страшный грех. Достойна есмь семейной казни. Окажи милость, сладкая Свами, помоги искупить. Удостой учения своей ручкой или в сослужении с сестрами. Во имя Мати, Дочи…
– Будет, помолчи.
Свами задумалась.
– Решение про тебя, дщерь недостойная, завтра на радости вечерней мне Госпожа Божа внушит. А до тех пор стой на коленях посреди молельной. Ну, а чтобы не думала, что милость моя иссякла для тебя, поучу уж малость. А лучше ты начни, сестричка Калерия, весталочка действенная.