Во имя отца

Квиннел А. Дж.

Андропов успокоился, но Петров так просто не сдавался. Он воинственным тоном заявил:

— Это всего лишь ваши предположения. У товарища Генерального секретаря не произошло никаких отклонений в плане его психологического состояния.

Мирек в ответ на это просто сказал:

— Ну и хорошо.

Он решил использовать против неугомонного Петрова метод отца Гамелли. Глядя на него, Мирек произнёс:

— В просмотренных мною материалах я почему-то не увидел результатов ультразвукового сканирования. Где они?

Мирек торжествующе замолчал. Он прекрасно знал,

что подобные исследования стали проводиться в лучших западных клиниках всего лишь полгода назад. Отец Гамелли предполагал, что русским до этого ещё далеко, и оказался прав.

Убитым голосом Чазов сказал:

— Мы не проводили это исследование.

Мирек громко вздохнул.

— Я бы посоветовал вам также сделать дополнительно анализ на фенолсульфонфталеин. Сделайте это как можно быстрее. Я хотел бы увидеть результаты завтра.

Андропов уставился на Чазова, который нервно ответил:

— Конечно, профессор Шафер.

Петров напряжённо молчал. Мирек мысленно ещё раз поблагодарил отца Гамелли. Он почувствовал, что теперь является хозяином положения. Он согнулся над Андроповым, поднял его правое веко, заглянул в глаз и сказал:

— Состояние сетчатки нормальное. С этим всё в порядке.

А у Петрова он спросил:

— Не отмечается ли ослабление пропускной способности почек?

Петров мрачно кивнул.

— Да, мы отмечаем это явление.

Мирек едко заметил:

— За этим нужно внимательно наблюдать.

Ну что же, пожалуй, хватит. Он достаточно поиграл с удачей в прятки. Пришло время действовать. Мирек взял свой саквояж, открыл его и достал фонендоскоп. Петров пробурчал одобрительно:

— А я-то думал, что вы, вундеркинды, только с ультразвуком и можете управляться.

Мирек ответил ему снисходительной улыбкой. Обращаясь же к Андропову, он сказал:

— Товарищ Андропов, медицина — это сплав знаний, искусства и интеллекта. Я бы хотел послушать ваше сердце.

Андропов явно находился под впечатлением эрудиции «Шафера». Без возражений он стал расстёгивать пижаму. Мирек вставил наушники фонендоскопа в уши.

Кожа у Андропова была старческой. На груди осталось несколько пучков седых волос. Остальные были сбриты в связи с исследованиями.

Мирек провёл рукой по резиновой трубке и нащупал головку. Он подался вперёд, его рука чуть-чуть подрагивала. Медленно и очень осторожно Мирек положил головку фонендоскопа на грудь Андропова, чуть справа от сердца. Слегка надавив на головку, он заглянул в его глаза и подумал:

— Это тебе от моего отца Богдана!

Он подождал двадцать секунд. В ушах отдавался стук сердца Андропова. Мирек представил себе, как яд медленно направляется к сердцу, чтобы остановить его раз и навсегда. Он ещё раз взглянул в глаза Андропову и передвинул головку под самое сердце. Затем он снова легонько нажал на неё.

— Это тебе от моей матери Ханны!

Через двадцать секунд он подвинул головку на сердце. Указательным пальцем левой руки он нажал раз, два, три. Он чуть было не крикнул:

— Это тебе от моей сестры Иоланты!

Мирек опять посмотрел в глаза Андропову. В них промелькнуло

недоумение. Мирек решил, что что-то всё-таки, видимо, было заметно по его лицу. Но это его уже не волновало. Его волновало только то, как бы не попасть в ад вместе с Андроповым.

Мирек встал, улыбнулся и задумчиво сказал:

— Отлично. Для вашего возраста просто отлично.

Недоумевающий взгляд Андропова сменился на удовлетворённый.

— Каков же ваш прогноз, профессор?

Мирек свернул фонендоскоп и положил его обратно в саквояж:

— Товарищ Генеральный секретарь, я считаю, что дела ваши отнюдь не настолько плохи, как вам, видимо, говорили. Разумеется, я изучу подробнее все материалы, а также результаты анализов, которые я предложил провести. Но уже сейчас могу сказать, что при правильном подходе к лечению мы сможем видеть вас в прекрасном состоянии ещё долгие годы.

И Чазов, и Петров стояли со скептическим выражением на лицах. Но Андропов широко улыбался Миреку, который добавил:

— Мне, очевидно, следовало бы навестить вас ещё раз дня через два-три.

Андропов твёрдо сказал:

— Я буду на этом настаивать.

Обращаясь к Чебрикову, он бросил:

— Проследи, чтобы у профессора Шафера было всё, что он пожелает, все!

* * *

В это время в двадцати километрах, в гостинице «Космос», гнев Стефана Шафера выплеснулся наружу, как лава вулкана. В течение часа он сидел и смотрел на неё. Он думал о том, что она с ним сделала. Он вспоминал слова, которые ей говорил. Он думал о том, как он верил в её любовь.

Он сидел под дулом пистолета, глядя на её красивое лицо, на её глаза, которые смотрели на него с нескрываемым презрением. Этот презрительный взгляд переполнил чашу терпения. Стефан уже понял к настоящему моменту, что втянут в колоссальную и очень опасную авантюру. Понял, что эта женщина погубила его жизнь. Он уже не мог себя сдерживать.

В этот момент она положила одну красивую ногу на другую и устало вздохнула. Дико закричав, он прыгнул с протянутыми вперёд руками, метясь в её горло. У Халены хватило времени, чтобы выстрелить дважды. Первая пуля попала ему в живот, вторая — в грудь. Эти два куска свинца должны были остановить его. Но не тут-то было! В этот момент он уже не был обыкновенным человеком — гнев придал ему невероятную силу. По инерции он пересёк три метра ковра и навалился на неё, выбив пистолет из её рук. Он ударил её в лицо, затем свалил на пол и стал душить. Она отбивалась, но он вцепился в неё мёртвой хваткой. Его невозможно было остановить.

Он видел, как её лицо сначала покраснело, потом начало синеть. Язык высунулся изо рта, глаза полезли из орбит. Она задыхалась. Он всё ещё хрипел от ярости, когда она затихла. Он несколько раз сильно ударил её головой о ковёр, затем отшвырнул в сторону. С огромным усилием Шафер встал на колени, чувствуя, что истекает кровью. Он доплёлся до кровати и свалился на неё. Теряя сознание, он протянул руку к трубке телефона и последним усилием поднёс её к холодеющим губам.