Во имя Зоны
Шрифт:
Грыжа не издал ни звука. Цыган приподнял голову и посмотрел — не на младшего лейтенанта, на вышку. Другие тоже уставились туда со страхом и надеждой: может, не услышали, может, не заметят?
Часовой, хорошо видный в лунном свете, стоял спиной к реке, лицом к холмам, выпрямившись, приложив ладонь козырьком ко лбу.
Секунда растянулась в столетие — она все тянулась и тянулась. Глаза заболели, подсохшую роговицу словно песком присыпало, но Цыган боялся даже моргнуть.
Часовой опустил руку, подошел к самой ограде, постоял. Затем снял с ремня на груди что-то и поднес ко рту… Рация!
У Рамира
В какой-то избе хлопнула дверь. Цыган облился холодным потом. Он боялся дышать, ночной воздух застыл в ноздрях, словно клей, ни туда ни сюда. Он боялся обернуться и только молился, чтобы никто, ни один чертов сталкер не пошевелился!
От крайнего дома в деревне отделился силуэт, кто-то шел от лагеря к вышке. «Смена? Проверка? Любовница? Тьфу, что за идиотские мысли лезут! Прочь панику!» Но сердце бухало как бешеное, Цыгану казалось, что его слышно за сто метров, кровь бурлила в венах, требуя движения, даже руки согрелись, холод ушел из тела. «Бежать! Бежать! Бежать!» — гремел пульс в висках.
Человек из лагеря подошел к вышке и полез по веревочной лестнице. Рамир видел висящий у него за спиной автомат, ствол иногда поблескивал в лунном свете. Затем набежали облака, и видно стало хуже. Военстал забрался на площадку, подошел к часовому. Тот указал куда-то в сторону холмов. «Засекли!» — едва не подпрыгнул Цыган. Протасовцы стали вдвоем всматриваться в темноту. Затем тот, с автоматом, спустился и вернулся в лагерь.
Голова лопалась от панических мыслей, а тело разрывал адреналин. Сзади послышалось шевеление.
Военстал скрылся в лагере. Часовой постоял — и вернулся к созерцанию реки в свете прожектора.
«Прожектор! — промелькнула спасительная догадка. — Они не поворачивали прожектор! Значит, не заметили!» Цы- ган перевел дух, сел, рукавом отер обильный пот с лица. Рука дрожала. Он на карачках подполз к Грыже. Младший лейтенант был жив, но на издыхании. Он посмотрел на Цыгана и жалко улыбнулся. Губы долговца были изгрызены в лохмотья. Рамир с трудом сглотнул комок в горле. Маленький суетливый Грыжа спас их ценой собственной жизни.
Окровавленные губы шевельнулись, но изо рта сталкера не вылетело ни звука. Цыган наклонился над ним, шепнул умирающему на ухо:
— Спасибо. Тот вздрогнул всем телом и обмяк, словно бы ждал именно этого момента.
Цыган тронул носком ботинка уткнувшегося лицом в траву Ботаника, который обхватил голову и покачивался из стороны в сторону, едва слышно мыча. Патлатый свободовец, лежавший рядом, поднялся, посмотрел в лицо Грыже и пожал плечами.
— Бедняга, — пробормотал
— Не время рыдать! Бежим! — И прислушался, на миг охваченный тревогой: вдруг все-таки заметили и сейчас в лагере зазвучит сирена, побегут люди, защелкают выстрелы…
«Да нет, сирена включилась бы давно», — одернул он себя и с силой тряхнул Ботаника. Ноги парня сползли с островка травы, и стоящие торчком лезвия медленно, с едва слыш- ным шорохом, опустились.
— Эта штука включает аномалию, — рыдающим голосом пробормотал Ботаник. — Я понял слишком поздно… Он умер из-за меня…
— Не время, — повторил Цыган, начиная раздражаться. Они были слишком близки к свободе, чтобы распускать нюни. — Все эмоции потом! Ты не мог этого знать!
— Я мог бы догадаться… — Ботаника затрясло. — Я мог бы!.. Куряга с разворота ударил его по губам.
— Закройся! Или ты хочешь теперь всех нас погубить?
Лаборант уставился на свободовца, словно обдумывая новую мысль, и наконец заткнулся. Цыган с благодарностью кивнул Куряге, велел лаборанту:
— Смотри, чтобы больше никто сюда не встал! Сможешь? Ботаник закивал.
— Тогда я пошел. — И Рамир, покрепче взявшись за связанную из рубашек веревку, ступил на склон.
Трава скользила, приходилось напрягать все мышцы, чтобы удержать равновесие. Медленно, но верно поднимался он к вершине. Деревце гнулось, но держало. Вот уже показались облетевшие кроны какого-то леса, растущего за холмом, высокого, напомнившего Цыгану Мозголом. Тошнота подкатила к горлу, Цыган сглотнул. Не сейчас, он вспомнит про те приключения потом. Как и про эти. Когда будет сидеть где-нибудь в баре, тянуть хороший коньяк, закусывать лимоном с кофе и солью… Вот и вершина, вот и раскинулся перед ним Могильник — холмы и долины, затянутые туманом, который так сильно искажал все формы, например дерево становилось похоже на человека и…
Из-за дерева выступила фигура в камуфляже с направленным Цыгану в голову автоматом, следом еще несколько. «Не обманул туман», — с сожалением подумал Цыган, вылезая на плоскую, как блин, вершину и окидывая взглядом окрестности. По холмам были проложены доски, между ними перекинуты деревянные мостки, и здесь стояли часовые — еще один охранный периметр. Цыган плюнул с досады и злости. Как он мог не подумать об этом! Из-за спин целящихся в него военсталов вышел генерал Протасов.
— Ну здравствуйте, бунтовщики, — сказал он и засмеялся неприятным металлическим смехом.
Глава 3
Их пригнали, как баранов, обратно. Занимался рассвет, на домах еще горели прожекторы, ярко освещая лагерь. Если после «бунта» генерал злился, то сейчас он был в ярости. Бледное, обычно неподвижное, как у статуи, лицо кривилось в гневной гримасе. Протасов упругим шагом прохаживался перед строем пленных; желтые, как у филина, глаза перебегали с одного сталкера на другого, словно царапая взглядом каждого.
— Кто был инициатором побега? — придушенно спросил генерал, останавливаясь перед сталкерами, стоящими в два ряда. — Отвечайте, или я… — Он, не договорив, повернулся к кривоносому сержанту, вырвал у него из рук автомат и сделал шаг к Мерзости, стоявшему напротив. Плешивый сталкер невольно присел, прикрываясь.