Во имя Зоны
Шрифт:
Силы оставили Цыгана, гнев схлынул, уступив место усталости. Навалилась сонливость, он душераздирающе зевнул. По-настоящему спать не хотелось — зато опять появился зверский голод. В горле пересохло, Цыган облизнул потрескавшиеся губы шершавым языком. Генерал решил его уморить. Чего тратить пулю? Он здесь просто загнется от истощения, вот и все.
— Ботаник! — хрипло позвал Цыган. — Сколько я в отключке был?
Глаза лаборанта забегали, он покосился на охранника, шаркая шваброй по полу у ног военстала, вытирая плевок с пола.
— Часа два, — шепнул он.
— Не разговаривать! — Военстал
Лаборант убрался в другой конец лаборатории, сунул швабру в ведро, задвинул его в угол между шкафом и столом, поставил автоклав в кипятильник и снова начал перекладывать бумажки на столе, вытирать клавиатуру. Громко тикали часы на стене над раковиной.
«Это был чертовски долгий день», — сказал себе Цыган, закрывая глаза и стараясь не думать о еде. За последние сутки он устал так, как не устал за всю жизнь. Цыган считал себя сильным человеком. Сейчас он столкнулся с противником, превосходящим его во всем. Кажется, в ближайшее время его главная задача будет весьма непростой — не потерять человеческое достоинство.
Он попытался вспомнить, когда он ел в последний раз, — и не смог. Избавиться от мучительных видений свиной отбивной с пюре никак не удавалось. Почему именно с пюре? Отчего изголодавшийся организм выбрал этот образ из всех возможных гарниров? Рамир никогда не любил пюре. Просто жареную картошку да с соленым огурчиком — это конечно. Еще хороша картошечка по-сельски — обжаренная крупными ломтями, молодая, прямо со шкуркой, с луком, зеленью… Он потряс головой, отгоняя навязчивые мысли, сглотнул слюну — набрался полный рот. А ведь, казалось бы, от недостатка воды ничего такого ему не грозит. Хоть бы пару глоточков, хоть из-под крана… холодной, свежей, как морозное утро, что-бы ломило зубы, еще плеснуть на лицо, но буквально одну горстку, жаль терять драгоценную жидкость. А еще неплохо искупнуться — скажем, в озере. Когда-то их табор остановился на берегу лесного озера, вода в нем была глубокая, черная… Нет, это не то, лучше какое-нибудь голубое, широкое озеро на солнечной равнине, вода искрится в ярких лучах, а ты заходишь по пояс, вода приятно холодит живот, отталкиваешься от дна и плывешь, разводя руками и заглатывая щедрые порции сладкой, теплой, мокрой воды… В горле пересохло. Цыган вздохнул и открыл глаза. Так больше нельзя.
— Эй, когда мне пожрать дадут? — не поворачивая головы, громко спросил он. Задремавший охранник заворочался на стуле.
— Чего? — сонным и недовольным голосом спросил он. Ботаник тоже спал, погрузившись в глубокое вертящееся кресло у стола. Он вздрогнул и начал возить рукой с тряпкой, которая так и осталась на столе, когда он отключился.
— Жрать, — мрачно повторил Цыган. — У вас тут пленных кормят или где? Охранник поморгал, встал, зевая и почесывая шею.
— Приказа не было, — без охоты отозвался он. — Ща спрошу.
— Спроси, пока я тут не разнес все, — бросил вслед Цыган.
Военстал скривился и вышел, осторожно прикрыв дверь. Послышались шаркающие шаги, приглушенные голоса.
— Дай хоть воды глоток, — попросил Рамир Ботаника. Тот заозирался, поднялся и боком обогнул операционный стол.
— Сейчас, — шепнул он, подхватывая со стола кювету. — Секунду…
Лаборант покачивался, под глазами у него залегли тени,
— Секунду, — бормотал он, подходя к раковине у дверей и открывая кран. Вода зажурчала, падая в эмалированный лоток. — Сейчас…
Он наполнил кювету до краев и, держа ее перед собой, стараясь не пролить, пошел к Цыгану. Тот подобрался к решетке, чтобы перехватить драгоценную жидкость.
Дверь распахнулась, быстрыми шагами вошел генерал, за ним маячил охранник. Ботаник запнулся на ровном месте, вода плеснула ему на халат, по животу расползлось мокрое пятно.
— Это еще что такое? — Протасов резким ударом выбил кювету из пальцев лаборанта. Ботаник испуганно отдернул руки, отшатнулся. Кювета перевернулась в полете и со звоном упала возле клетки, брызги воды разлетелись по лаборатории. Цыган слизнул с губ и подбородка несколько капель.
— Воспитанная собака ест только из рук хозяина. Пошел вон, — бросил Протасов Ботанику; тот попятился. — Покорми ассистента на кухне и отведи в подсобку, — приказал он охраннику. Военстал замялся.
— Что еще? — Генерал устремил на него яростный взгляд.
— Не хотелось бы оставлять вас с этим, товарищ генерал, он уже покушался…
— Выполняйте! — оборвал Протасов.
— Есть! — Военстал вытянулся по стойке «смирно», повернулся и вышел, кивнув Ботанику. Тот маленькими шажками обошел генерала по большой дуге и просочился в дверь, на лице было написано облегчение.
Цыган хмуро смотрел на генерала исподлобья, отодвинувшись в глубь клетки. Что еще он задумал?
Генерал подошел к письменному столу, развернул принесенный с собой сверток. Зашуршала бумага, стукнул, открываясь и закрываясь, верхний ящик стола, звякнул металл… И по лаборатории разнесся запах. Божественный запах еды. Мясное. Колбаса. Или сосиски. Нет, сардельки. Сырые, но дивно щекочущие обоняние.
Свело живот, рот наполнился слюной, и снова Рамир отчетливо ощутил свое унижение. Он понял, что хочет сделать генерал. Садист. Тонкий, блин, психолог! Чтоб он сдох! Подавился собственной колбасой!
У него была минута, чтобы морально подготовиться к тому, что произойдет дальше, и гнев помог ему в этом. Протасов нарезал сардельку и подошел к клетке, держа в каждой руке по небольшому кусочку, протянул один пленнику.
Рамир думал, что выдержит, но к этому нельзя было подготовиться. В ноздри ударил запах мяса, желудок подскочил, рванулся вперед, и Рамир чуть не устремился следом, невероятным усилием воли заставив себя не двинуться с места. «Еда! Мясо! Дай! Дай!» — орал организм.
— Хороший пес ест только из рук хозяина, — повторил Протасов.
Генерал не улыбался, и Цыган увидел в его глазах… Что за чувство это было? Цыган не был уверен, одно ему стало ясно: он все-таки сумел задеть мясника за живое, и теперь тот не отступится, пока не превратит пленника в животное, в послушную собаку, которая будет лизать ему руки…
Тело бунтовало, все в нем тянулось вперед, к вожделенному куску, каждая клеточка требовала пищи, голова кружилась от голода и слабости. Всего-то и надо протянуть руку и вырвать сардельку из пальцев Протасова. Он и держит-то некрепко… «Из рук хозяина, — сказал себе Цыган. — Не для того меня Ма воспитывала…»