Во мраке бытия
Шрифт:
Жуть!
Выбрасываемая в пространство избыточная энергия разлеталась во все стороны сверкающими клинками молний, гаснущими в кромешной тьме космоса. Позади нас оставался светящийся след, тянущийся, как мне показалось, на добрую сотню миль.
— О боги! — воскликнул я. — Так, значит, именно таким образом был взорван «Буксир-два»?
Казалось, что это адское зрелище доставляет Хеллеру удовольствие. Он даже не сразу обратил внимание на то, что я сказал.
— Нет, что вы, — отозвался он наконец. — Я не считаю, что судно взорвалось именно поэтому. Конечно, такую возможность полностью исключать нельзя, но едва ли дело обстояло именно так. Он нажал несколько кнопок на передвижной панели отдельного экрана, на котором, когда я вошел, он разыгрывал «Битву».
— Видите ли, я тут вел подсчет, как
— Сейчас наша средняя скорость составляет 516 166 166 миль в секунду. Максимальная скорость, когда мы с ускорения переходили на замедление, составляла 1 032 885 031 миль в секунду. Цифры эти не так велики фактически, поскольку весь рейс укладывается всего примерно в двадцать два с половиной световых года. Межгалактические рейсы, когда приходится преодолевать расстояния по меньшей мере в два миллиона световых лет, требуют значительно больших скоростей. Видите ли, дело в том, что скорость в нашем случае определяется исключительно расстоянием. Между галактиками не очень много звездной пыли и фотонов тоже не так-то много, поэтому и не возникает всех этих электрических бурунов которые так часты при движении внутри галактики, где всегда сконцентрирована значительная масса энергии. Хеллер бросил взгляд на эти жуткие буруны.
— Красиво, не правда ли? — Но он довольно быстро спохватился и вернулся к прерванным объяснениям: — В любом случае я выдвинул гипотезу о том, что «Буксир два» вовсе не взрывался, а если и имела место катастрофа, то произошла она вовсе не из-за этого.
Хеллер снова нажал кнопки на панели.
— Да, еще раз обращаю ваше внимание, что расчеты ведутся мною уже в земных параметрах. Поскольку корабль будет оставаться здесь некоторое время, мне хотелось, чтобы все привыкли именно к этой системе отсчета. У корабля имеются синтезаторы искусственной гравитации, и это вполне естественно. В противном случае на нем невозможно было бы передвигаться с такой скоростью. Наше ускорение составляло 42 276 330 футов в секунду. Именно с таким ускорением нам следовало двигаться для того, чтобы набрать требуемую скорость. Организм способен выносить продолжительное время не более двух-трех g. Фактически, если вы подвергнете организм перегрузкам до четырех—шести g на время, превышающее шесть секунд, у вас будет наблюдаться ограничение мышечной деятельности хотя бы вследствие увеличения силы тяжести собственного организма; у вас резко сузится периферийный обзор, исчезнет яркость красок, потом вы утратите и центральный спектр зрения, наступит затемнение сознания. А потом вы и вовсе потеряете сознание из-за оттока крови от головы. Должен сказать, что при таком ускорении синтезаторы гравитации справляются со значительно более широкими и многообразными задачами. Я полагаю, что «Буксир два» потерпел аварию именно из-за того, что его синтезаторы гравитации не справились со всем комплексом поставленных задач.
— Ну хорошо, — сказал я, не желая более терпеть оказываемого на меня давления. — Так каково же ускорение, с которым нам приходится справляться в настоящее время?
— Чтобы противостоять ускорению, это оборудование справляется сейчас… — Он нажал на кнопки, а потом указал на экран.
Там высветились цифры: 1 289 401 409 g. Я сделал глотательное движение, чтобы таким образом вернуть на место сердце, которое, как я чувствовал, пульсировало у меня где-то в горле. Цифры эти означали, что в отсутствие синтезаторов вес моего тела увеличился бы в 1 289 401 409 раз!
— Так что, видите ли, — сказал Хеллер, — я вообще не думаю, что «Буксир-два» когда-либо взрывался. Я полагаю, что синтезаторы подвели или вовсе отказали и команда просто перешла в другое физическое состояние. В таком случае корабль тот несется сейчас где-то в пространствах космоса в форме плазмы. Ведь доподлинно известно только то, что корабль исчез. Поэтому-то я особенно и не занимался данной проблемой. Я надеюсь, что подрядчики должным образом отрегулировали синтезаторы гравитации. Нас так поджимало
Он успокаивающе улыбнулся как раз в тот момент, когда экран вновь вспыхнул и тут же погас.
— Так что вам не стоит волноваться по поводу того, что буксир наш взорвется. Этого не произойдет. В крайнем случае взорвемся мы сами, но никак не буксир. — Хеллер отодвинул переносную панель. — А что касается времени нашего прибытия, то, поверьте, не составляло вовсе никакого труда рассчитать его самым детальным образом и абсолютно точно. Но только кто-то должен был уметь правильно считывать выносимые на экран данные, чтобы посадить машину в месте, которого он до этого никогда не видел. А капитан Стэбб зря так волнуется. Как и большинство офицеров, выслужившихся из младших чинов, он немного брюзга и проявляет излишнюю старательность. — Он задумчиво пожал плечами. — Ему просто хочется как следует изучить точку посадки при дневном освещении прежде, чем садиться в незнакомом месте. В этом все дело.
Скорее всего он зависнет на высоте примерно пятисот миль над местом посадки и в течение нескольких часов будет его разглядывать. И только после того, как убедится, что излишнего движения над базой не наблюдается и сама база не представляет собой ловушки, он и совершит в надвигающихся сумерках посадку. Конечно, это неприятно. Я-то как раз планировал приземлиться до рассвета, полагая, что вам захочется прямо с утра приступить к работе — у вас наверняка скопилось на базе много дел. Но и такой подход имеет свои преимущества. Я, например, тоже не прочь получше рассмотреть эту так называемую базу. И, знаете, что я вам скажу? Выглядите вы сейчас просто неважно. Почему бы вам не воспользоваться свободным временем и не поспать немного, скажем, часов до двенадцати дня, пока мы будем висеть, пережидая дневное время? А потом заходите ко мне. Мы с вами недурно перекусим, а потом вы покажете мне на местности то, что, по вашему мнению, заслуживает особого внимания. А сейчас я на вашем месте хорошенько бы отдохнул. Вы же и сами понимаете, что выглядите просто неважно.
У меня не было сил попросить его выключить эту жуткую картину вокруг нас, погасить вздымающиеся по обеим сторонам корабля фантастические буруны. Я просто тихонько выругался про себя. А потом я вышел в эту (…) дверь точно так, как и было мне представлено (…) прибором — с поникшей головой и бессильно опущенными плечами, окончательно подавленный.
Примерно к полудню я почувствовал себя значительно лучше. Мы очень мягко вышли из временной тяги и перешли на обычные двигатели, вися почти неподвижно, разве что изредка прибегая к небольшим корректировкам. Я отлично отоспался, а поскольку прошло почти семьдесят шесть часов с того момента, как я принял эту (…) таблетку, наркотик оказался уже полностью выведенным из моего организма.
Сидя в кают-компании, я просмотрел в записи несколько хоумвизионных комедий и даже сыграл с одним из членов экипажа в кости — он проиграл мне половину кредитки. Но по-настоящему исправило мое состояние поведение Стэбба. Он молча сидел в своем капитанском кресле, но, как только игра закончилась, он подошел ко мне и, наклонившись, приблизил свой огромный рот к самому моему уху.
— Я постоянно следил тут за вами, — прошептал он. — И, знаете, офицер Грис, если я правильно понимаю ситуацию, у нас тут готовится порядочная взбучка этому (…) (…) офицеру Флота его величества, не так ли?
Состояние у меня улучшилось настолько, что я даже проявил склонность к шуткам.
— Будем считать, что я вас неважно расслышал, — шепнул я ему в ответ.
Он рассмеялся. Зрелище смеющегося антиманковца трудно назвать приятным — и рот, и зубы у них слишком велики даже для их треугольных лиц. А кроме того, это был, что называется, раскатистый смех. Честно говоря, это был вообще первый случай, когда кто-либо из них смеялся, и поэтому громовые раскаты хохота на столько встревожили свободного от службы пилота, что он тут же ворвался в кают-компанию, чтобы проверить, не случилось ли здесь что-нибудь. Капитан прошептал ему что-то на ухо, а он в свою очередь шепнул что-то свободному от службы механику, а потом оба они пошептались о чем-то со своими напарниками, и вскоре в носовой части буксира стало заметно веселее.