Во мраке бытия
Шрифт:
Лаборант испуганно поднял голову.
— Тише! — сказал он. Повнимательней приглядевшись к Хеллеру и обращаясь к О'Блоому, он продолжил: — О чем это вы думали, О'Блоом, приведя сюда этого (…) мальчишку? Здесь не место для общественных экскурсий.
— Заткнись, Суинни, — отрезал О'Блоом.
Лаборант снова склонился над бунзеновской горелкой, что-то возмущенно ворча себе под нос.
— Видите ли, дорогой мой, — сказал О'Блоом, обращаясь к Хеллеру, — главная наша цель состоит в том, чтобы можно было по внешнему виду, запаху и на вкус быстро и точно определять все наркотические вещества. Вот,
Я не хочу, чтобы меня потом обвинили в том, что я превратил вас в наркомана.
Хеллер, как пай-мальчик, начал продвигаться вдоль рядов полок, послушно выполняя данные ему указания. И все-таки несколько раз О'Блоом заставил его прополоскать рот под краном, держа его при этом за шиворот, как обычно поступают с непослушными детьми. Верный своему обычаю, Хеллер проводил и это обследование чрезвычайно быстро. Но меня все происходящее отнюдь не радовало. Было совершенно очевидно, что, задерживая его здесь, они просто тянут время. Однако, отлична зная ФБР, я понимал, что они при этом пытаются вытянуть из него и какие-то сведения. Попытки эти, как и все, что они затевают, отличались крайней глупостью, но тем не менее предпринимались.
— О, привет! — сказал Хеллер. У него в руках была большая банка с коричневым порошком, которую он очень внимательно разглядывал. — А это что?
— О! Да тут, видимо, отлетела этикетка. Это, парень, опиум, Азиатский. — О'Блоом пригляделся повнимательней. — Нет, это турецкий опиум.
В обычных условиях я просто взбесился бы оттого, что Хеллеру показывают все это. Но в калейдоскопе событий сегодняшнего дня острота ощущений у меня явно притупилась.
— А что означает слово «афьон-карахисарский»? — задал Хеллер вопрос, который чуть было не лишил меня рассудка.
— (…), не знаю, — сказал О'Блоом. — А где вы его нашли?
— А вот здесь, на боку банки написано, — ответил Хеллер. — Его тут почти не видно.
— Я оставил в кабинете очки, — сказал О'Блоом. — Суинни, что означает слово «афьон-карахисар»?
— «Замок черного опиума», — сказал Суинни. — Западная Турция. А что?
— Это написано на банке, — ответил О'Блоом.
— Да? — без тени удивления спросил Суинни. И так же спокойно продолжил: — В соседнем сосуде лежат черные шарики, которые поступили из тех же мест. А вот в той банке белого цвета, чуть дальше в том же ряду, находится героин, который тоже поступил оттуда. (…), да что я здесь для того, чтобы лекции читать! — И он демонстративно вернулся к своим занятиям.
— Видите ли, — тоном заправского лектора заговорил О'Блоом, — имеется такой цветок, который называется маком… Лепестки у него бывают различного цвета, но центр цветка обязательно черный. Головку мака царапают, вследствие чего выступает сок, который потом затвердевает и его соскабливают. Полученное вещество кипятят и получают таким образом опиум. В результате химического процесса из опиума получают морфин. А с помощью другого химического процесса из морфина получают героин. Белый героин поступает преимущественно из Турции
Суинни молча указал пальцем на какую-то дверь, и О'Блоом тут же отворил ее и заглянул внутрь какого-то помещения.
— (…), — сказал он, — ими тут пользуются вместо туалетной бумаги. — Казалось, это его несколько озадачило. Но тут же ему пришла в голову удачная мысль. Он сунул руку в карман. — Суинни, сбегай-ка к газетному ларьку и купи мне пару популярных брошюр. — Однако, как бы опомнившись, он выдернул руку из кармана. — Черт побери, да что же это я делаю? Стою рядом, можно сказать, с казначейством США и собираюсь тратить свои кровные доллары. Молодой человек, у вас есть при себе какие-нибудь деньги?
Хеллер послушно сунул руку в карман и вытащил пачку купюр. И то, с какой готовностью он это проделал, ясно доказывало, что массированное давление, которому он подвергался, стало давать свои результаты. Он машинально вернулся к своим старым привычкам. Игроки в азартные игры на Волтаре — а Хеллер, несомненно, относился к их числу, в чем я имел возможность убедиться на своем горьком опыте, — особым образом обращаются с деньгами. Они перегибают пачку купюр, засунув в центр палец, причем делают это так, что оба конца пачки складываются вместе, вследствие чего создается обманчивое впечатление, что пачка в два раза толще, чем она есть на самом деле.
Именно такую пачку денег он и показывал сейчас О'Блоому.
— О Господи, — только и вымолвил агент ФБР. Но тут же овладел собой. — Полагаю, что это вам дают каждую неделю на конфеты. — Он сразу же потянулся к пачке. — Давайте-ка подсчитаем. Книга стоит примерно три доллара. К ним мы добавим два доллара для Суинни за труды. Значит, я беру у вас пятерку. Нет, погодите, кроме того, вы ведь, должно быть, уже успели проголодаться, значит, Суинни нужно будет принести вам чего-нибудь перекусить — так что я беру у вас десятку. А впрочем, если хорошенько подумать, то и нам с Суинни самое время подзаправиться, значит, мне придется взять у вас две десятки.
По-видимому, он ничего больше просто не мог придумать и, вздохнув, вручил деньги Суинни, недоброжелательность которого внезапно словно испарилась.
— Так чего бы вам хотелось заказать, юноша? — спросил Суинни.
— Пиво и гамбургер, — не раздумывая ответил Хеллер, которому скорее всего припомнились рекомендации доктора Кроуба.
— Э, молодой человек, — проговорил О'Блоом, — да вы, оказывается, большой хитрец (…). Вы что, не знаете, что мы не имеем права угощать пивом юношу вашего возраста? Подталкиваете нас на правонарушение, да? Суинни, принеси ему гамбургер и молоко. А мне бифштекс с пивом.
Суинни исчез, а Хеллер вернулся к изучению более чем двухсот разновидностей наркотиков, собранных на полках. Я уже смирился с мыслью о том, что Хеллер теперь точно знает, чем мы занимаемся здесь в Афьоне. Меня сейчас беспокоил другой вопрос — чего ради они удерживают там Хеллера? Поведение их, их обращение с ним настолько не вписывалось в обычную практику ФБР, что мне было совершенно ясно: тут крылся какой-то тайный умысел, какой-то хитроумный план. Что-то чрезвычайно важное затевалось за спиной у Хеллера.