Во славу русскую
Шрифт:
Я заглянул за конторку. Связанные охранники с мешковиной на голове брошены вповалку. Недовольное шевеление и мычание рассказали, что они до сих пор живы — расчётливые евреи и в запале налёта старались не наработать на пожизненную каторгу.
— Где?
Соломон кивнул в сторону боковой двери. Я шагнул в неё и старательно притворил за собой. Маленький кабинет с окном, плотно задёрнутым шторой, очевидно, принадлежал управляющему. Добротный стол с увесистым бронзовым прибором, низкий диван из коричневой кожи, только входящей в моду, такие же кресла на массивных ножках — всё это
Жандармы покоились на креслах, наскоро связанные и обезоруженные. Оба — офицер и капрал — высокие, сильные, с холёными лицами, слегка помятыми, как и форма, от короткой энергической борьбы с налётчиками.
— Бонсуа, месье. Миль пардон, — хоть как-то маскируясь, я переходил на французский язык. — Вас скоро освободят. Один только вопрос: есть ещё патрули у Хауптштрассе?
Лейтенант смолчал, а молодой капрал зло бросил:
— Разницы нет. Я видел Халбьюдиша. Его в жандармерии всякий знает. Ваш арест неминуем — сдавайтесь!
План продолжал трещать по швам. Надо же, в связанном виде человек продолжает пребывать в уверенности, что жандармская форма защитит. Зря капрал это сказал.
— Эскьюземуа, месье. Я не могу позволить вам дать показания в суде.
Хотя я готов был к бурным действиям жандарма, но тот смог удивить. Резко выпрямился, отчего скреплённые в запястьях руки проскользнули за спинкой кресла, и прыгнул головой вперёд, сбивая меня с ног. Затем капрал перевернулся и сильно ударил связанными ногами в голову, я едва увернулся. Каблук сапога сбил маску с моего лица.
Вот и всё. Виселица, если жандармы донесут. И еврейским подельникам, на них плевать, и, что самое обидное, мне тоже.
Выстрел в сердце из маленького револьвера, прижатого стволом к мундиру, не громче падения тома Библии со стола.
— О майн Гот! — впервые подал голос лейтенант. — Клянусь, что никому не расскажу об увиденном. Пощадите меня ради детей!
— У налётчиков тоже есть дети.
Офицер тихо взвыл от ужаса, когда короткий револьвер упёрся в его мундир. Ни стоны, ни мольбы не помогли. Тихо хлопнуло ещё раз.
Я шагнул к зеркалу, отряхнул и поправил одежду. Маска вернулась на прежнее место. К сожалению, на скуле краснеет кровоточащая ссадина от жандармского сапога. Но сие — не самая насущная проблема.
Вернул капрала на кресло. Маленькие дырочки на мундирах не бросались в глаза. С виду — блюстители порядка просто оглушены. Неумолимые признаки смерти овладеют телами позже.
— Что за шум? — в один голос спросили Халбьюдиш и Соломон, когда я покинул кабинет управляющего.
— Доходчиво объяснил им, что не нужно откровенничать. Закончили погрузку? Ходу!
От слуха не укрылось недовольное ворчание полужидка, мол, раскомандовался тут.
Две коляски с поднятым верхом помчались к мосту через маленькую речку, давшую имя столице Австрии. Наша с Соломоном карета последовала сзади. Вопреки некоторому сопротивлению беглого каторжника, я втиснул его рядом с собой.
— Иссак, ты отвечаешь за громил. Какого дьявола он позволяет себе раскрывать пасть?
— Вы же понимаете, в империи нельзя трогать жандармов, — заюлил
— А вы за мильён фунтов собрались на увеселительную прогулку? За обычный променад столько не получают. И где ваш поц, что должен был стоять на шухере?
— Не надо нервничать, герр Трошкин. — Сейчас приедем, посчитаем, и все будем довольные.
Всенепременно. Особенно лейтенант с капралом, их коллеги, родные и близкие. Нет, с еврейскими уголовниками крупное дело нельзя было начинать. Их стезя — мелкий шахер-махер. Я со злостью глянул на скорбный остроносый профиль в тёмном уголке кареты. Если и при расчёте вздумаете надуть, сегодня не в первый раз проливать кровь. Рука погладила объёмистый саквояж.
Честно, меня трясло. Как ни оправдывайся необходимостью, я загубил случайно подвернувшихся жандармов, просто исполнявших приказ. Говорил себе: они — военные, подданные империи, что на грани войны с Россией. Надо ли жалеть противника? Но если так рассуждать, не грех извлечь «Урал» и начать самолично отстреливать партикулярных господ на улицах Вены, они тоже могут быть призваны в армию и палить в русских.
Есть ещё аргумент: в войне с Россией, коль таковая начнётся, погибнет неизмеримо больше австрийцев, чем в банке этой ночью… Выходит, спасая многие тысячи местных ценой двух смертей, совершил «благородный» поступок?
Решив отложить самокопание на более спокойные времена, я увидел, как карета минула горбатый мостик через Вену и благополучно вкатилась под арку, попав во внутренний дворик невысокого каменного дома, скудно освещённый единственным фонарём. Там выскочил наружу и поднялся по лестнице за подручными Халбьюдиша, утащившими внутрь добычу.
Пересчитывали её трое. Унылое и грязноватое помещение, пахнущее сыростью и чесноком, навевало не самые хорошие предчувствия. Строганов, Соломон, а также подпирающий стену полуеврейский бригадир пребывали в тяжёлом молчании. Счетоводы не участвовали в налёте, и я мысленно посчитал, сколько народу вовлечено в преступление. Пятеро в банке, три возницы, двое на шухере, проспавшие патруль, двойник и гримёр — уже дюжина, помимо меня самого и Соломона. Ах, да — студент Венского политехнического университета. К утру обнаружатся трупы и начнётся облава, через день-два жандармы нащупают концы. Исполнителей нужно срочно убрать из города и ждать, пока не стихнет первый переполох.
Наконец, старший из счётчиков переписал на единый листок сумму золотых и серебряных монет, а также ассигнаций разных государств. Я водрузил раскрытый саквояж на стол, тем показывая — жду своей доли.
— У меня дурные новости, — скривился старый пройдоха. — Вместе с бумажными деньгами набралось всего лишь девятьсот тысяч фунтов, а вы обещали мильён.
Присутствующие напряглись. Названная Соломоном сумма огромна, никто из евреев и близко не находился рядом с такой, достаточной для оплаты пяти военных пароходов. Но они учуяли, что в условиях гешефта появилось изменение, позволяющее немного повернуть расклад в свою сторону, и не преминули этим воспользоваться. Такова их природа — не будем же упрекать крокодила в хищности, а слона в излишней массе.