«Во вкусе умной старины…» Усадебный быт российского дворянства II половины XVII - I половины XIX веков, по воспоминаниям, письмам и дневникам.

Соловьев Константин Анатольевич

«Пишите вы, чтоб уведомить вас о московских модах; то скажу вам, моя жизнь, на оное первое, что головные уборы очень не хороши, наколочки самые низенькие и немудреные, гирлянды ленточки накалывают, волос почти не чешут, причесывают одни только локоны, а передние вынут из бумажек, да только расчешут и наденут какой-нибудь лоскутик — тут и весь наряд. Платья на всех круглые и лифы короткие… А еще носят платья: атласный короткий лиф с белыми рукавами и к лифу надевают белую юбку, лино или кисейная, а вместо кушака к юбке пришьют широкий рубец… и в него вдевают ленту, которую назади надо завязывать бантом…» [100]

100

Щукинский сборник. Вып. 2. С. 229.

В то же время в «деревенском» женском костюме предпочтительна была простота. Вполне применимы были домотканые материи, в особенности для барышень: незамужних девиц и подростков [101] .

Самый распространенный тип платья — капот: широкое, свободное, по своему покрою напоминающее халат.

В зависимости от средств помещицы, времени года и личных вкусов капот шили из ситца, коленкора, тонкого шерстяного сукна (шелона) или камлота — плотной шерстяной ткани с примесью шелка или хлопка. Зимние платья «подбивались ватой» [102] . По моде рубежа веков платья, носовые платки и воротнички вышивались гладью [103] . Обязательным дополнением к платью, капоту или юбке с блузкой был платок: «из тонкой аглицкой бумаги (хлопка)» или «Ост-Индийский» — шелковый [104] . Платок накидывали на плечи. По свидетельству М. Вильмот из ее писем 1803 года, «все носят шали, они в большой моде, и чем их больше, тем больше вас уважают» [105] . Огромные шелковые платки — шали — одним концом оборачивали вокруг руки, другой, спадая с плеч, доходил до земли. Шали, столь же модные кружева и вышивки, делали переход от домашней одежды к светской легким и почти незаметным.

101

СЕЛИВАНОВ В.В. Указ. соч. Т. 1. С. 35.

102

Там же. С. 132.

103

Там же. С. 68.

104

Там же. С. 35. Долгоруков И.М. Записки. Пг., 1916. С. 124.

105

Письма сестер М. и К. Вильмот… С. 236.

Очерк V

Хозяйство

Образ помещика — паразита и бездельника — появился на страницах российских сатирических журналов еще во второй половине XVIII века и живет до сих пор. Описание празднеств, где-нибудь в Кусково или Архангельском, во дворцах, специально для этого построенных крупнейшими российскими вельможами, заслоняет для нас обычную жизнь дворянина в его усадьбе. А между тем представление о деревенской жизни как о череде забав и развлечений — свойственно было лишь жителям столицы. Именно там чиновники, не решаясь на долгую отлучку от места, где продвигалась их карьера, нанимали дачи, теснясь по 2–3 семьи в одном загородном доме, чтобы жить летом «на природе». Часть из них, следуя общей моде, заводили себе «подмосковные» и переносили на них петербургско-дачное отношение к селу. Очень характерно замечание петербургской светской дамы, адресата стихов Пушкина, Лермонтова, Вяземского, Жуковского — А.О. Смирновой-Россет: «… летом же я больше гуляю, катаюсь и ничего не делаю, хожу в нашем подмосковном Спасском по крестьянам и с ними болтаю» [106] . Отметим, что это пишет человек, чьи «занятия» в Петербурге состояли, главным образом, в посещении балов.

106

СМИРНОВА-Россет А.О. Указ. соч. С. 151.

Еще один тип деревенского «бездельника» — очень молодой человек: офицер в отпуске или студент на каникулах. Приезжая в деревню навестить родных, они попадали в ситуацию искусственно продляемого детства, с его беззаботностью, играми, чтением книг и всем тем набором благ, что можно назвать «родительской заботой». Абсолютное же большинство помещиков были обременены массой хозяйственных забот (или, по крайней мере, они так думали).

День помещика делился на две половины: с утра (а утро для многих начиналось в 4–5 часов) до обеда — хозяйственные занятия, с обеда до ужина — отдых и развлечения. В дворянских усадьбах сохранялось характерное и для крестьян деление всех работ на домашние и полевые. Набор домашних дел («труд помещицы») достаточно традиционен: поддержание чистоты в доме, уход за скотиной, подсобная женская работа вроде вязания или плетения кружев, заготовление припасов на зиму. Естественно, помещица не делала эту работу сама. Но она ею руководила и постоянно лично ее контролировала.

С.Н. Глинке запомнилось, что под руководством его матери в доме варились сыры и варенья, а также пеклись необыкновенные коврижки, отсылаемые знакомым в Петербург. Один из знакомых, Л.А. Нарышкин, оказавшийся большим любителем коврижек, ответил письмом: «Все присланные вами коврижки разошлись на домашнем почивании; а потому, чтоб быть позапасливее, прошу заготовить мне тысячу коврижек с моим гербом, которого прилагаю рисунок. Из этой тысячи уделю только двадцать Г.Р. Державину за хорошие стихи». Не замедлил и отклик Гавриила Романовича:

«Дележ у нас — святое дело, Делися всем, что Бог послал, Мне

ж кстати лакомство поспело, Фелицу я тогда писал» [107] .

Приготовление пищи — отдельная тема. Как правило, оно находилось вне сферы женских забот. Обед заказывал глава семьи и принимал к исполнению повар. Жена же помещика «заведовала» сенными девушками и занималась «женской работой», к которой относилось вышивание, ткачество, плетение кружев, шитье, вязание и опять вышивание без конца [108] .

107

ГЛИНКА С.Н. Из записок. // Русский вестник 1866. Т. 1. С. 234.

108

Об этом подробно см.: БУТУРЛИН М.Д. Указ. соч. // Русский архив. 1897. № 1. С. 239; КИЧЕЕВ П.Г. указ. соч. С. 125; ТОЛУБЕЕВ Н.И. Указ. соч. С. 56.

Хозяйственные заботы главы семейства менее разнообразны. Не будем здесь говорить о тех, кто вел хозяйство профессионально: держал винные откупа, имел фабрики, управлял удельными волостями или поместьями крупных вельмож. Большинство помещиков хозяйствовали по «должности» владельца земли и крестьян. Приезжая в поместье, они должны были включить в свой ежедневный распорядок две обязательные вещи: выслушивание отчета о делах и присутствие на сельхозработах.

Контроль помещика над трудом крепостных мог быть реальным или представляться одной только видимостью, но его нужно было обозначить, иначе помещик терял уважение соседей, а главное, собственных крестьян, что грозило срывом работ, потравами и прочими убытками. И наоборот, ежедневный выезд барина на «полевые работы» дисциплинировал и крестьян, и тех, кто был поставлен ими управлять, хотя порой это приводило к курьезам.

В.В. Селиванов вспоминал, как отец его, выезжая в одноколке «на поля» в своем поместье Любавы под Зарайском, трижды приказывал продергивать мак и каждый раз очень сердился на старосту, который уверял, что бабы посланы и работа сделана. И только поехав в четвертый раз вместе со старостой, он выяснил, что все время осматривал маковое поле своего соседа, а от собственного мака благодаря трем прореживаниям ничего почти не осталось [109] .

Самым важным делом помещика почиталась обязанность выслушивать отчет о делах. О серьезности этой процедуры говорит строгая форма отчета, вырабатываемая каждым помещиком в отдельности, и ее неукоснительное соблюдение всеми сторонами. Как правило, отчет заслушивали рано утром: до, во время или сразу после утреннего чая. Так помещик В.В. Головин в своей подмосковной — селе Новоспасском — еще до восхода солнца успевал выслушать доклады дворецкого, ключника, выборного и старосты [110] . А самое большое количество отдающих утренний рапорт обнаружилось у помещика Петра Алексеевича Кошкарева: староста, конюший, садовник, ловчий и секретарь [111] .

109

СЕЛИВАНОВ В.В. Указ. соч. Т. 1. С. 114.

110

ШУБИНСКИЙ С.Н. Указ. соч. С. 153.

111

Помещичья Россия… С. 117.

Доклад — основная форма контроля помещика над своими главными помощниками руководителями усадебных служб (дворецкий, садовник, секретарь) и крестьянской общины (староста, выборный). При этом только от самого помещика зависело, будет ли этот контроль реальным или доклад сведется к формальному выполнению условия: барин дает указания — все выполняют. По второму варианту хозяйствовал однажды, приехавший в свою деревню на три дня, П.В. Завадовский: «Садовник и архитектор призвали меня, чтоб… получить уроки на дальнейшие работы; но я, видевши вкус их и знание их во всем том, что сделано, дал каждому из них полную волю остальное доделывать, указав только место, где чему быть» [112] .

112

Архив князя Воронцова… С. 154.

Еще одним живым и интересным дело было почти поголовное увлечение теплицами и оранжереями. Работать в оранжерее — по-настоящему, руками — не только не считалось зазорным, но даже составляло привилегию помещиков. Так, граф Д.П. Бутурлин, имея более 200 деревьев в кадках и грядки с тюльпанами, в оранжерее работал сам, жене оставляя «воздушное садоводство» [113] . Устроив оранжерею или теплицу и трудясь в ней, помещик как бы поднимался на более высокий уровень неписаной помещичьей иерархии — он мог позволить себе модное увлечение. Содержать оранжерею — дело не простое, оно требует денег, времени и специальных занятий. Именно поэтому, показывая гостю редкие растения в зимнем саду и угощая его персиками в феврале, хозяин пользовался редкой возможностью сказать: это сделано мной — и получить в ответ порцию справедливо заслуженного восхищения.

113

Бутурлин М.Д. Указ. соч. // русский архив. 1897. № 2. С. 396.