Во власти голубой лагуны
Шрифт:
Я не убираю руку Авроры, которая не перестает смотреть на меня, а шоколадные глаза вновь заполняются глазами.
Что случилось? Ей больно?
Врач начинает светить фонарем в ее глаза, а моя малышка молчит, видимо все еще находясь в шоке .
– Это какое-то чудо!
– вопит врач и радостно смотрит на меня.
– Малышка. Как же я переживал за тебя.
– я обвиваю пухлые щеки , а моя девочка тянется к моим рукам, нежно поглаживая.
– Полат... Это не сон?
– хрипло говорит, пока я стираю ее драгоценные слезы.
– Не сон малышка. Теперь с тобой будет все хорошо.
– она начинает звонко
– Не плачь, любимая.
– я целую каждый сантиметр своего любимого личика и дыхание Авроры постепенно восстанавливается.
– Прости меня за все. Прости меня, умоляю.
– жалобно рычу и заглядываю в карие глаза и не вижу в них злобы. Не вижу обиды. Вижу лишь теплоту и любовь. И я в который раз понимаю, что не заслуживаю ее. Не заслуживаю.
– Я прощаю..
– нежно отвечает, и я набрасываюсь на мягкие губы, целуя с нежностью. Любовью. Что бы она чувствовала мою боль, как я корю себя за все, как я умирал без нее. Как люблю ее.
– Я слышала все...
– вдруг говорит она, когда я отпускаю сладкие губы, что бы не перейти границ, и на моем лице появляется улыбка. Я знал... Что она слышит меня...
Она вдруг берет мою руку в свою хрупкую ладонь и с болью смотрит на нее. Она только намеревается спросить что-то, но нас перебивает голос врача.
– Простите, что прерываю, но нам нужно осмотреть пациентку.
– слышу сдавленный кашель сзади, я и забыл, что мы здесь не одни. Щеки моей девочки начинают гореть, а мне становится от этого безумно тепло на душе.
Я стою рядом с Авророй, которая не сводит глаз с моего лица, пока врач что-то пишет в тетрадь и проверяет мою девочку.
– Что ж, температура спала, раны на руках слегка зажили, а вот шрам на горле увы останется.
– вдруг говорит он и малышка медленно прикасается к своей тонкой шее, и с болью смотрит на меня.
– Тише тише. Только без паники, хорошо?
– я подхожу к моей девочке вплотную и беру личико в руки.
– Тебе нельзя переживать.- тихо говорю и целую ее в висок. Как же я хочу помочь. Боже. Как же хочу. Но ничего не могу сделать....
Малышка проводит рукой по моему шраму на щеке и успокаивается, оставляя легкий поцелуй на моей щеке .
– Теперь нас будет связывать большее..
– она ласково улыбается и я готов наплевать на все, взять свою нежную девочку на руки и отнести к себе в берлогу и всегда защищать.
– Что с твоей рукой?
– вырывает меня из раздумий тревожный голос, а взгляд ее вновь обеспокоенный.
– Я поднял руку на тебя, и наказал себя за это, еще в тот день.
– хрипло произношу и заправляю сбившейся локон за ухо.
– Ты не должен был это делать.
– девочка вдруг берет мою руку и осторожно целует возле ожогов. Вводя меня в ступор.
– Должен был. И это всё равно не оправдывает моих действий. Я мразь, и чудовище, которое тебя не заслуживает.
– серьезно говорю, а Аврора начинает отрицательно качать головой.
– Не говори так... Ты может и чудище, но мое чудище. И я люблю тебя . Люблю всякого, даже когда ты в гневе.
– ласковые слова заседают в сердце и я не понимаю, чем заслужил такой подарок? Чем заслужил такую девушку? Чем???
– И я тебя люблю, жизнь
– я оставляю нежный поцелуй на лбу, пока любимая нежно улыбается мне.
Она вдруг начинает кашлять, а я быстро тянусь к стакану с водой, слегка приподнимаю голову Авроры и она жадно глотает воду.
– Хочешь что-то? Может еды? Я принесу.
– Я резко встаю, но меня останавливают, схватив за руку.
– Просто хочу, что бы ты был рядом.
– с нежностью говорит и я таю. Боже. Как же я люблю ее. До безумия люблю. Люблю. Люблю. Люблю.
Я вновь сажусь рядом с ней и переплетаю наши пальцы, пока медсестра ставит капельницу моей девочке.
– Вы не могли бы оказать услугу и перевязать руку моему парню. Пожалуйста.
– обращается Аврора к девушке и я не смею спорить. Только не сейчас. Только не в этом блаженном моменте, который я думал никогда не настанет.
Медсестра осторожно кивает и начинает обрабатывать мою руку, пока я не свожу глаз со своей девочки и медленно глажу ее щеки.
– А Тимур? Как он?
– спрашивает она слегка обеспокоенно.
– С ним все в порядке, благодаря тебе еще лучше. Теперь мой сын вновь может говорить.
– Аврора широко, искренне улыбается, вызывая и на моем лице улыбку.
– Знаешь, родители умерли в день моего рождения.-вдруг говорит она, а я начинаю хмурится. Ведь единственное, о чем я не знал про нее, это была смерть ее родителей. Я сжимаю ее ладонь крепче, что бы она не чувствовала себя плохо.
– В тот день мне исполнилось восемь, а отец вновь напился и запер меня в подвале, где не было света. Но мама должна была меня забрать оттуда. Она всегда забирала, когда отец засыпал. Я ждала, но не дождалась...
– к глазам малышки вновь поступают слезы, а я еще больше проклинаю себя за все, что сделал с ней.
– К нам домой нагрянули дружки отца, которым он задолжал деньги. По громким разговорам я поняла, что срок истек. А дальше были выстрелы. Четыре выстрела...
– с глаз ее скатывается одинокая слеза, а медсестра перестает перевязать руку и покидает палату. А мне становится до жути больно.
– Я осталась в подвале, пока мои родные умирали за дверью. А я не могла никак помочь. Я пробыла там два дня, в темноте и сырости, пока крысы безжалостно кусали меня, а я непрерывно плакала. Тогда и выработалась моя клаустрофобия... Я думала, что там умру, но в один момент увидела свет в конце тоннеля, это были соседи. Я тут же выбежала и увидела это... Увидела два трупа, а везде лужа крови.. Я хорошо помню, как падаю на пол и пытаюсь заставить маму очнуться. Но мои руки в крови. Все в крови. А дальше была темнота... Я упала в обморок и проснулась уже в больнице, где рядом был дедушка...
– напоминание о нем видимо подбадривает мою девочку и она стирает слезы.
– Он забрал меня к себе, всю больную, с психическим расстройством и забывшую, как говорить. Но он не отчаивался, даже при том факте , что у нас не было денег на мое лечение. Но я все равно поправилась, спустя время вновь начала говорить, и все благодаря дедушке, который всегда был рядом, который дарил свою любовь и никогда не терял надежду.
– моя челюсть падает на пол и до меня наконец начинает доходить, почему Тимур почувствовал близость к моей малышке с первого же дня, и почему она так старалась его излечить. Потому что она знала, что делает. Потому что пережила то же.