Во власти обольстителя
Шрифт:
Глаза у матери сияли, щеки розовели. За спиной у нее стоял отец. Его любовь к новобрачной казалась физически осязаемой. Отец — младший отпрыск виконта — пожертвовал всем ради своей любви: состоянием, отношениями с семьей, положением в обществе. Насколько было известно Аннабелл, он никогда не пожалел об этом. Только на пороге смерти отец обратился к своим родителям с просьбой обеспечить его жену и дочерей.
Ответа он так и не дождался.
Поэтому Аннабелл никогда не простит их за это.
— Ты дома! Как дела в магазине? — В гостиную проскользнула Дафна. Широкая улыбка
Она поспешно поставила портрет на столик.
— Чудесно. Как мамочка?
— Не очень хорошо в течение дня, но сейчас заснула. — Дафна втянула в себя воздух. — Чем это так вкусно пахнет?
— Миссис Боумен прислала нам ужин. Поешь и сходи погулять в парк. Глотни свежего воздуха.
— Прогуляться — это хорошо, но я еще зайду к аптекарю.
Аннабелл покусала нижнюю губу.
— Даф, у нас нет денег.
— Знаю. Надеюсь уговорить мистера Уондерса продлить нам кредит.
У Дафны наверняка это получится. Ее очарование могло бы растопить самые суровые сердца. Если бы ей не было нужно как привязанной сидеть в квартире, ухаживая за матерью, за ней гужом ходили бы поклонники. С полки над столом сестра достала две оловянные миски и две ложки, потом приподняла крышку над котелком.
— О… — протянула она, закрыв глаза от удовольствия. — Запах божественный. Садись и поешь.
Аннабелл подняла руку.
— Ни в коем случае. Миссис Смолвуд угостила меня сандвичами и кексом, когда я уходила.
Дафна удивленно приподняла светлые брови.
— Тут много, Белл.
— Может, если останется после мамочки. — Достав купленную бумагу, Аннабелл выдвинула стул и уселась за стол рядом с сестрой. — Сегодня мне нужно составить письмо. — Ни к чему было объяснять, что это за письмо. — Я отправлю его сразу, как стемнеет.
Сестра отложила ложку и взяла Аннабелл за руку.
— Позволь мне помочь тебе.
— Ты и так занята сверх головы, ухаживая за мамой. Я сказала это только для того, чтобы ты знала, что мне придется уйти сегодня вечером. Скоро у нас появятся кое-какие деньги.
Поздним вечером, после того как Дафна вернулась с бутылочкой лекарства, Аннабелл, поцеловав мать и пожелав доброй ночи сестре, прошла в гостиную.
Проскользнув за ширму, которая отгораживала угол, где они переодевались, Аннабелл сняла с себя все: очки, тапочки, платье, нижнюю рубашку, корсет и чулки. С самого дна, из угла своего старенького сундучка она вытащила рулончик полотняной ленты и принялась перебинтовывать себе обнаженную грудь, раз за разом, виток за витком, затягиваясь так туго, что дышать можно было с трудом. Засунув свободный конец под повязку, Аннабелл провела рукой по ставшей плоской груди. Удовлетворившись результатом, она достала из сундука мужскую рубашку, бриджи, жилет и сюртук.
Аннабелл полностью облачилась в них, радуясь, что бриджи теперь не так тесны в бедрах, как в предыдущий раз. Наконец заколола волосы на макушке, прикрыв их мальчишеской кепкой и натянув козырек на лоб. Последний раз так маскироваться пришлось несколько месяцев
Сердце учащенно забилось, дыхание ускорилось — нельзя сказать, что это было неприятно! — когда Аннабелл сунула письмо к герцогу Хантфорду в карман своего потрепанного сюртука. Письмо, конечно, писалось левой рукой, чтобы никто не узнал ее почерка. Небольшое расследование, и Аннабелл стал известен адрес его светлости. Он жил в Мейфэре, в нескольких кварталах отсюда.
Женщина не может себе позволить пройтись ночью по улицам Лондона, паренек — может. Миссия Аннабелл была опасной, но несложной: отдать письмо дворецкому герцога и рвануть прочь, пока ему не пришло в голову задать ей пару вопросов.
Она коротко помолилась о защите свыше и заодно попросила прощения. Потом прокралась по лестнице вниз и вышла в туманную ночь.
Глава 2
— Извините, ваша светлость.
Оуэн Шерборн, герцог Хантфорд, оторвался от гроссбуха, который тщательно изучал последние два часа. Что-то в его бухгалтерии не сходилось, и чтобы найти ошибку, он был готов просидеть над записями всю ночь. Скорее всего, так и придется.
В дверях кабинета стоял дворецкий. Его кустистые седые брови сошлись вместе, как две чертовы гусеницы при спаривании. Если гусеницы, конечно, спариваются. О Господи!
— Ну, что там, Деннисон?
Дворецкий показал серебряный поднос с чем-то раздражающе цветастым.
— Только что для вас прибыло письмо. Посыльный утверждал, что оно очень спешное.
— От кого?
— Не знаю, сэр.
— Ну что ж. — Оуэн призвал на помощь всю свою выдержку. — Узнайте.
Дворецкий покачал головой:
— Это невозможно. Посыльный убежал, как только передал мне письмо.
Оуэн вложил перо в гроссбух и потер глаза, прогоняя усталость.
— Какой-то таинственный посыльный. — Провел кончиком языка по щеке изнутри. И решил не сдерживать сарказма: — Я думал, вы знаете всех, Деннисон. Всех чертовых лакеев, служанок и дворецких на несколько миль в округе. И теперь мне приносят это. — Он жестом приказал дворецкому зайти внутрь и протянул руку за письмом.
Деннисон на цыпочках приблизился к столу, словно оказался в пещере Медузы Горгоны. Все знали, что случилось в этой комнате. Прошло почти три года с того момента, как здесь покончил самоубийством отец Оуэна. Слуги до сих пор тянули соломинку, чтобы жребием определить, кому придется вытирать пыль с книжных шкафов в кабинете. Оуэн их не осуждал.
Забрав письмо, Оуэн положил его на край стола. Дворецкий быстренько ретировался. Оуэн взялся за перо, решив вернуться к работе, и прошелся по колонкам цифр, отыскивая место, на котором остановился. Спешное, как же! Наверняка очередное приглашение на какой-нибудь распроклятый бал. Он покосился на письмо. Бумага обычная, запечатана зеленым воском, на нем оттиснута непонятная печать.