Во все Имперские. Том 4. Петербург
Шрифт:
Увидев на экране корону, я вдруг подумал о герцоге Кабаневиче. Я готов был поклясться, что герцог сейчас тоже где-то прилип к экрану, причем смотрит этот любитель артефактов Рюрика явно не на нового Государя, и даже не на волхва, а на то, что у волхва в руках.
Камера на дроне тем временем стала облетать всех восьмерых, стоящих на ступенях древней церкви.
Ближе всего к Императору расположились двое священнослужителей, один из них был с аккуратной бородой, второй — чисто выбритым, но оба были в богатых одеяниях.
— Архиепископ
Чуть дальше иерархов Церкви стояли еще два мужика. По поводу первого догадаться было несложно — этот был негр, весь в золоте, да еще и в короне.
— Император Эфиопии? — уточнил я.
— Ага, он самый, — на этот раз пояснил мне не таксист, а Шаманов.
— А второй кто?
Второй оказался каким-то маленьким дедком, в совершенно непримечательном сером костюме и с такими же серыми и печальными глазами.
— Гуго Грутен, — ответил Шумахер, — Император Голландии… Он малька того. Как это будет по-русски? Не в своем уме.
— Можно подумать, у нас России Императоры в своем уме, — заметил я.
Шумахер поморщился, явно опасаясь обсуждать такую крамолу с незнакомым магом.
Последние двое магов, стоявшие на ступенях церкви, явно были родственниками.
Первый — мордастый растрепанный мужик в роскошном мундире, уже с сединой в каштановых волосах. На шее у него болталась цепь с огромным золотым украшением, изображавшим пылающий шар. Шар был настолько огромен, что им вполне можно было бы пробить кому-нибудь насмерть башку.
— Жаросветов, — несколько недовольно констатировал я, припомнив его родича, который пожег мне спину в Лицее.
А еще именно Жаросветовы откорнали в детстве Малому палец, отчего тот возможно получил психическую травму и вырос таким ублюдком.
— Доверенный клан Императора, — доложил Шумахер, — Вот этот был канцлером при Старом Императоре. А при новом что-то не захотел. Warum не захотел — не знаю. Но, говорят, очень хитер. Как лиса. И очень богат. А вот это дочка его, канцлер Империи сейчас именно она…
Последней стоявшей на ступенях действительно была девушка — довольно красивая.
Волосы у неё были каштановыми, как и у её отца, Жаросветова оказалась стройной и высокой, из стоявших возле Государя ростом её превосходил только Император Эфиопии.
Длинная коса девушки была увита серебряными кольцами, на шее у Жаросветовой болтался кулон в форме её фамильного герба, правда гораздо меньший по размеру, чем у её бати.
Жаросветова была в коротком серебристом платье, довольно облегающем и оставлявшим голыми её стройные ножки. Туфли канцлер Империи носила тоже серебристые, на высокой шпильке.
Дрон с камерой взлетел выше, так что теперь новый Император и семеро его спутников все оказались в кадре.
На площади наступила тишина, Папа
— Коронационная формула, — пояснил Шумахер.
Волхв передал корону Рюрика архиепископу Иоанну, тот — Папе Римскому.
Император встал на колени, перед этим чуть поморщившись. Ага, значит, не любит преклонять колено, даже на собственной коронации.
Все магократы на площади последовали за ним, остались стоять на ногах теперь только двое священников, друид и два иностранных гостя-императора.
Папа Римский возложил корону Рюрика на голову Государю, потом прочел еще одну короткую молитву.
— Вот сейчас… — азартно пробормотал Шумахер, — Сейчас самое интересное.
Император поднялся, но русские магократы так и остались стоять на коленях.
— Какое имя станет девизом вашего правления, Ваше Величество? — звонко спросила в наступившей тишине канцлер Жаросветова.
На некоторое время в кадре повисла оглушительная тишина, потом Государь вдруг посмотрел прямо в камеру, улыбнулся и произнес:
— Я буду именоваться Павлом Вторым… — Император сделал театральную паузу, — Стальным.
— Стальным? — фыркнул Шумахер, но тут же спохватился, — Ох… Entschuldigung. Извините.
— Норм погремуха, — кивнул я, — Вот только разве прозвище не должен выбрать народ, уже после эм… смерти монарха?
— Так это не прозвище, это девиз, — пояснил мне Шаманов, — И его выбирает сам Император. Прошлый Павел, например, был Вечным. Он стал так себя называть, когда прожил первые сто лет. Это прозвище-девиз потом можно менять. Но менять его может только сам Государь, он же его и выбирает во время своей коронации.
Император в телевизоре тем временем скрылся за деревянным дверями церкви, за ним последовали двое священников и друид, на этом трансляция прервалась.
Теперь на экране возникло румяное лицо дикторши, которая стала нахваливать нового Императора и саму его коронацию. Студия, где дикторша сидела, по случаю коронации была вся в серебряно-золотых Багатур-Булановских флагах, так что ощущение было таким, что дикторша ведет репортаж прямо из сокровищницы.
— А дальше? — потребовал я, — Что будет в церкви? Император явно туда не просто так пошел.
— А в церкви будет бракосочетание Павла Второго с дриадой, — объяснил Шумахер, — Его нам, увы, не покажут. Дриад вообще никому не показывают.
Вот это уже было жалко. На дриаду я бы поглядел.
Дикторша в телевизоре тем временем стала зачитывать срочные новости о том, что Империя Инков выступила против французской короны и присоединилась к восстанию бразильских и колумбийских магократов.
Телевизор даже показал грозную армаду французских кораблей, которая уже шла из метрополии к Южной Америке, чтобы это восстание подавить.