Во все Имперские. Том 4. Петербург

Беренцев Альберт

Сначала его содержали на третьем отделении для социально опасных больных. Но он там санитарке грудь откусил. А потом еще и ночью пролез в больничный морг и устроил там себе обед. Обглодал пару трупов, проще

говоря.

Рассказывают, что он сердца и желудки искал, Людоедовы же пожирают сердца и желудки мертвых магов. Вот только у нас в морге ни сердец, ни желудков уже не было, их же сразу после смерти мага Имперские гаруспики увозят.

Короче говоря, этот Людоедов всех достал. Так что руководство больницы испросило Государева изволения и сунула его с разрешения Императора сюда, во второе отделение.

«S» у нас на отделении вроде в это время уже сидел, ну а вторая палата как раз досталась Людоедову.

Вот только Людоедов пробыл у нас недолго. Вскоре Охранка допросила парочку его схваченных родичей и выяснила, что вот этот бастард из нашей дурки должен был лично заколоть Великого Князя Михаила во время нападения на царскую семью. И сожрать его желудок, получив таким образом способности Багатур-Булановых.

Такие вот были у Людоедовых планы, такую атаку они готовили. Хотели перебить всех Багатур-Булановых после того,

как Император поддержал Меченосцевых в их конфликте с Людоедовыми. План, конечно, был безумным, как и сами Людоедовы.

Ну а после того, как Охранка получила информацию, что бастард должен был лично ухлопать Михаила — у бастарда дальше был только один путь. Михаил же тогда был еще совсем юным и законным наследником престола, а не изменником, бежавшим в Париж.

Так что бастарда Людоедова у нас забрали, отвезли его к Петропавловке и там вздернули на виселице. Вот так вот…

На несколько секунд повисло молчание, нарушаемое только звуками музыки из авто Галькина. Аудиосистема теперь исполняла печальную песенку из древнего аниме «Евангелион».

Галькин парил свой вейп, блондин-магократ снова погрузился в размышления. Судя по лицу, размышлял этот парень настолько мучительно, что чуть ли не челюстями скрипел.

— Проще говоря, единственный способ выйти из второго отделения — это поехать на казнь, — наконец произнес Пушкин, — Звучит дерьмово.

— Нет, — неожиданно заявил блондин, — Не дерьмово. Это звучит, как план, Пушкин.