Водопад
Шрифт:
Когда стекло с пассажирской стороны опустилось, Ребус наклонился и облокотился на дверцу.
– Боевая тревога, джентльмены!
– Черт, я чуть не обделался, – сказал детектив на пассажирском сиденье, пытаясь собрать разлетевшиеся по полу листы газеты. Его звали Пэт Конноли, и первые несколько лет своей службы в уголовном розыске он потратил на борьбу с прозвищем Пэдди [4] . Его напарником был Томми Дэниелc, которого, похоже, ничуть не раздражало закрепившееся за ним прозвище По Барабану. Томми – там-там – по барабану: таков был ход мысли гэйфилдских
4
Пэдди – прозвище ирландцев.
– Могли бы и кофейку нам принести, – пожаловался Конноли.
– Мог бы, – дружелюбно согласился Ребус. – Или словарь… – Он покосился на разгаданный меньше чем на одну четверть криптокроссворд на последней странице газеты. Зато вокруг кроссворда, что называется, живого места не было: все свободное пространство было исписано всевозможными вариантами и неразгаданными анаграммами.
– Все спокойно?
– Туристы достали, – сказал Конноли. – Как пройти туда, как проехать сюда…
Ребус улыбнулся и посмотрел вдоль улицы. Они действительно находились в самом центре туристского Эдинбурга. Сразу за светофором возвышался отель, через дорогу напротив – лавочка с шотландским трикотажем. Сувениры, песочное печенье, виски в розлив, изготовление и продажа юбочек-килтов… В зазубренной тени соседних зданий притаился похожий на древнего горбуна дом Джона Нокса [5] . Когда-то Старый город, протянувшийся узкой полосой от Эдинбургского замка до Холируда, представлял собой собственно Эдинбург. Впоследствии перенаселение и растущая антисанитария привели к постройке Нового города, или Нью-Тауна, вычурная георгианская элегантность которого воспринималась как плевок в сторону Старого города и тех его жителей, которые не могли позволить себе переехать в новый район. Любопытно, вдруг подумал Ребус, что Филиппа Бальфур предпочла поселиться именно в Нью-Тауне, тогда как Дэвид Костелло жил в центре Старого города.
5
Джон Нокс – один из лидеров Шотландской Реформации.
– Он дома? – спросил Ребус.
– Если бы не был, разве бы мы здесь сидели? – вопросом на вопрос ответил Конноли, глядя на напарника, который наливал из термоса в кружку томатный суп. – Кстати, вы, возможно, именно тот человек, который нам нужен…
Ребус посмотрел на Конноли.
– Вот как?
– Мы тут поспорили, «День зарплаты» – это первый или второй альбом «Деакон блю»?
Ребус улыбнулся.
– Я вижу, дежурство действительно было спокойным, – сказал он и, немного подумав, добавил: – Второй.
– Ага! – воскликнул Конноли, поворачиваясь к Томми. – Ты должен мне десять фунтов!
– А можно и мне кое-что спросить? – Ребус попытался присесть на корточки, но услышал, как в коленях что-то громко хрустнуло.
– Валяйте, спрашивайте. – Конноли улыбнулся.
– Как вы поступаете, если кому-то из вас нужно отлить?
Конноли заулыбался
– Если По Барабану спит, я беру его термос.
Томми Дэниелc едва не подавился своим супом.
Ребус выпрямился, чувствуя, как кровь стучит в ушах, предупреждая о приближении десятибалльного похмелья.
– Вы пойдете туда? – спросил Конноли, и Ребус посмотрел на дом рядом.
– Да вот подумываю.
– Нам придется упомянуть об этом в рапорте.
Ребус кивнул:
– Я знаю.
– Вы только что с проводов Фермера, правда?
Ребус снова повернулся к машине.
– К чему ты клонишь?
– Вы пили, не правда ли? Может, не стоит появляться там… в таком виде, сэр?
Возможно, ты прав… Пэдди. – Ребус покачал головой и шагнул к двери.
– Ты помнишь, о чем спрашивал меня в прошлый раз? – Ребус взял у Костелло чашку черного кофе, потом достал из упаковки две таблетки парацетамола и отправил в рот, запив двумя глотками крепкого, горячего напитка. Было уже за полночь, но Костелло еще не ложился. Черная майка, черные джинсы, босые ноги. Судя по всему, он успел сгонять в какую-то лавочку: на полу валялся пластиковый пакет, рядом стояла бутылка виски «Белл». Маленькая бутылка. Она была только почата. А парень-то, видать, непьющий, подумал Ребус. Только непьющий мог таким образом снимать стресс – глотнуть немного спиртного, за которым еще предварительно пришлось сбегать. Причем он не стал тратиться на большую бутылку, зная, что пары стаканов ему за глаза хватит.
Гостиная была очень маленькая. В квартиру Ребус поднялся по винтовой лестнице со стершимися каменными ступенями. Крохотные окошки. Дом строился в те далекие времена, когда отопление считалось роскошью. Меньше окна – меньше холода.
От кухни гостиную отделяли только ступенька и некое подобие перегородки. Широкий дверной проем был пустым. Вдоль кухонной стены висели на крюках разнокалиберные сковороды и кастрюли – Костелло явно любил готовить. Гостиная была завалена книгами и компакт-дисками; последним Ребус уделил особое внимание. Джон Мартин, Ник Дрейк, Джони Митчелл… Спокойная, но рассудочная музыка. Книги, судя по названиям, имели непосредственное отношение к курсу английской литературы, которую Костелло изучал в университете.
Дэвид Костелло сидел на сложенном в виде кресла футоновом матрасе; Ребус выбрал один из двух деревянных стульев с высокой спинкой. Стулья были похожи на те, что он видел на Козвейсайд: там такие стулья выставляли перед лавчонками, гордо именовавшими себя «антикварными», но торговавшими школьными партами эпохи шестидесятых и зелеными картотечными шкафами, задешево купленными на распродаже старой офисной мебели.
Костелло нервно провел рукой по волосам, но ничего не сказал.
– Ты спросил, не думаю ли я, что это сделал ты, – ответил Ребус на собственный вопрос.
– Сделал – что?
– Убил Филиппу Бальфур. «Вы думаете, что я ее убил?» – вот как ты сказал.
Костелло кивнул.
– Это ведь само собой напрашивалось, правда?…
Особенно после того, как я признался, что мы поссорились. Вот я и подумал, что меня могли заподозрить…
– Вынужден тебя огорчить, Дэвид, – тебя не просто заподозрили. На данный момент ты единственный подозреваемый.
– Вы действительно думаете, что с Флип что-то случилось?
– А тебе как кажется?