Водородная Соната
Шрифт:
Он всё ещё мог слышать собственные крики, громко звучавшие в шлеме, когда он летел, ослепленный, горящий, заживо спекающийся, с раздробленными ногами и рукой, в шахту, где приземлился с ужасным сокрушительным треском на разрушенную ранее кабину лифта. Тогда он потерял сознание, или, возможно, уцелевшие медицинские функции скафандра милосердно усыпили его, но он все еще слышал этот сырой, нечеловеческий крик в своих ушах и чувствовал жуткий чавкающий стук от удара, разорвавшего скафандр, разбившего его кости и сломавшего спину.
Скафандр и шлем спасли его. А потом и Уагрен вернул его на борт, поместил
Это был процесс, продолжавшийся и поныне. До физического восстановления Агансу оставалось ещё много дней, в течение которых он будет в значительной степени зависеть от корабля, вплоть до момента, когда через три дня произойдет Сублимация — если, конечно, она свершится по расписанию.
Впрочем, осознание того, что участие этого тела в непосредственно физических делах закончилось, явилось для него своего рода утешением. Оно означало, что — отдав все силы и едва не погибнув в честном бою — он может теперь не покидать целительный уют корабля, спокойно решая, стоит ли ему возвышаться вместе с Уагреном и его командой, или нет. Если нет, то его оставили бы одного на вспомогательном корабле с медицинским обеспечением, чтобы доставить в то место, которое могло остаться от его полка, или даже от его цивилизации, после Инициации и великого Свертывания.
Но ему, разумеется, предоставлена возможность отправиться со всеми. Он подумывал о том, чтобы сублимироваться, несмотря на свое прежнее решение и всё ещё одолевавшие его страхи. Смерть, заглянувшая ему в лицо на Бокри — даже с осознанием того, что где-то может пробудиться его прежняя, сохранённая версия — заставила его в некотором смысле задуматься о своём отношении к ней, забвению и вопросу сублимации в целом. Кроме того, он всё больше почувствовал себя частью Уагрена, испытывая своеобразное единение с его экипажем. Ему нравилась идея переброса в неведомое с этими полувиртуальными людьми, порождавшая в нём надежду, что они чувствовали то же самое. Его беспокоило, что он всё ещё кажется им чужаком — возможно, даже инородным телом, раздражителем. И он нервничал, не решаясь затронуть эту тему.
Тем временем возникла необходимость обновить биоандроида, которого корабль оставил в Поясном Городе Ксауна, когда десять дней назад отправился в погоню. Уагрен возвращался в Ксаун, но, не имея возможности поддерживать такую скорость, как прежде, из-за деградации полей двигателя, делал это в комфортном крейсерском режиме, вследствие чего должен был прибыть к месту назначения на целый день позже корабля Культуры.
Он все еще имел возможность передать состояние сознания полковника и интегрировать его новую, после Бокри, версию, но Агансу вынужден был признать, что сопротивлялся этому процессу, используя в качестве оправдания мысль о том, что чем дольше они будут ждать, тем больше времени у него останется на обдумывание того, что произошло в Инкасте, и на извлечение уроков из случившегося там.
Правда
Он знал, безусловно, что андроид представляет собой его версию, что он будет считать себя полностью им, но для него это было неважно. Все действия будут происходить вдали от этого места, и человек, сущность, вовлеченная в них, не будет им — он же будет лежать здесь, всё ещё на пути к тому, что произойдет в Городе. Возможно, опыт, полученный андроидом, удастся впоследствии интегрировать в его собственную память. Такое не исключалось, но не всегда работало — казалось, многое здесь зависело от того, насколько экстремальными и травмирующими были переживания, — но даже в этом случае у него всегда присутствовало бы осознание непричастности к событиям на переднем крае, вторичности отведённой ему роли.
— Полковник? — капитан обратился к нему через виртуальный мостик корабля, где он сидел в стороне от группы офицеров, расположившихся среди множества экранов, индикаторов и пультов управления.
— Да, капитан, — отозвался Агансу. — Думаю, я готов. Выводы сделаны. Пожалуйста, приступайте к процедуре.
Капитан кивнул офицерам по данным и связи.
На мгновение Агансу показалось, что он исчезает, и в этот миг он осознал, что находится не на виртуальном мостике, а в разбитом, всё ещё ремонтируемом теле, хранящемся глубоко в недрах корабля, читающего его мысли, сортирующего и упорядочивающего полученные данные, шифруемые для передачи андроиду, ожидающему в Ксауне.
— С возвращением, — сказал капитан, улыбаясь ему так, как будто, он был одиноким и неуместным здесь биологическим созданием, которому пришлось покинуть мостик, подчиняясь зову природы. — И с хорошими новостями.
— Что за новости, капитан?
— У нас большие пушки в Ксауне, — объявил капитан. — Сверхмощный корабль, к тому же подчиняющийся маршалу Чекври, так что мы на правильной стороне, какими бы узкими рамками это теперь ни определялось. — Капитан бледно улыбнулся. — И он уже начал справляться с некоторыми проблемами, оставленными кораблём Культуры.
Набор материальных и сенсорных средств общего назначения, которые "Ошибка Не…" оставил в Ксауне, в основном передавал данные на спутник, уменьшившийся до размеров человеческого кулака. Полностью развернутый, с более тонкими, чем волосы, усиками, простирающимися на десятки километров от него по геостационарной орбите, он наблюдал за чем-то большим и, вероятно, военным, приближающимся к Ксауну через клубок пространства. Он также знал, что каждый экземпляр свободно плавающего оборудования в системе начал пинговаться сигналами с просьбой идентифицировать себя. Это был плохой знак.