Водою и кровью и Духом
Шрифт:
На этом кончается Прощальная беседа Господа с учениками. Мы могли убедиться в том, что она отправляется от символических действий, составляющих содержание отрывка XIII. 1-30 и представляющих собою развитие тех основных мыслей, которые намечены в ее вступительном отрывке XIII. 31–38, с особым и все возрастающим ударением на обетование ниспослания Духа. Последним, четвертым обетованием Духа определяется, можно сказать, и все содержание заключительной части беседы. Тема о Духе остается поставленной во всем ее объеме и не может не возвращаться на страницах Евангелия.
В этой связи казалось бы уместным отметить еще один вопрос, на котором ударение, правда, не лежит, но к которому мысль евангелиста снова и снова возвращается и до Прощальной беседы, и особенно на протяжении беседы. Это вопрос о спасении мира или, точнее, вопрос об объеме спасения. Мы с ним встретились в беседе Господа с Никодимом, где мысль о спасении мира в III. 17 трудно понимать в ограничительном смысле. Этот вопрос, с меньшею ясностью, но все же ставит образ единого стада Единого Пастыря (X. 16) и распространительное толкование невольного пророчества Каиафы в смысле собирания воедино рассеянных чад Божиих (XI. 52). Затем Вознесение Христа от земли, всех привлекающего к Нему (XII. 32). Кого всех? Дальше мысль о союзе Церкви, умножающемся в истории (XIII. 20). Спрашивается: до какого предела? И в Прощальной беседе — познание князем мира любви
Гл. XVII. Первосвященническая молитва
Закончив свою Прощальную беседу с учениками, Господь вознес молитву к Отцу (гл. XVII). Это молитва, за которой установилось название Первосвященнической молитвы, представляет собою прямое продолжение Прощальной беседы и в богослужебном употреблении составляет с нею одно евангельское чтение: первое в последовании Страстей Христовых. Вопрос о ее делении. Толкователи часто сопоставляют Первосвященническую молитву Христову с той, которую Первосвященник Ветхого Завета возносил в день Очищения, входя в Святое Святых [81] , ветхозаветный Первосвященник молился за себя, за священников и левитов и за весь народ. Эти же три части толкователи старались усмотреть и в Первосвященнической молитве Христовой. В ст. 1–8 видели молитву Христову за Самого Себя, в ст. 9-19 — Его молитву за учеников и в ст. 20–26 — за всю Церковь. Деление это должно быть признано условным. Анализ молитвы покажет нам, что она от начала и до конца сосредоточена на учениках.
81
Сознательно открытым остается вопрос об иссопе. Его употребление входило в Пасхальный ритуал. Но положить губку на травянистое растение было неудобно, и потому еще в XVII веке возникло предположение, что получилось (путем удвоения буквы ) из , «наткнуть на копье». Предположение это получило и слабое рукописное подтверждение.
XVII. 1–3
Молитва начинается со свидетельства Христова о наступлении часа (ст. 1), того часа, который, как час Его Страстей, а в Иоанновской терминологии, час Его Славы, неизменно стоял пред Ним как последняя цель Его земного пути. Перфектная форма - показывает, что этот час отныне стал действительностью. Иисус молит Отца о явлении Славы: «Отче, прославь Твоего Сына, чтобы Сын прославил Тебя» (ст. 1b). Эта молитва о взаимном прославлении Отца и Сына возвращает мысль читателя к первым словам Прощальной беседы (ср. XIII. 31), которая тоже начинается, и в том же порядке, со взаимного прославления Сына Человеческого и Бога, с тем только существенным различием, что от созерцания вне времени в Прощальной беседе Господь переходит теперь к молитве, которая мыслится во времени, еще точнее — в историческом времени. И вне времени аорист уступает место повелительному наклонению, которое по самому своему смыслу относится к будущему. Молитвенно взывая к Отцу, Иисус посвящает Себя на Страсти и Славу. Совпадение идет еще дальше. В Прощальной беседе прославлением Бога Сыном Человеческим — в той же аористной форме — обусловлено прославление Сына Человеческого Богом (XIII. 32), в форме уже не аориста, а будущего времени, которое было нами истолковано как второе явление Славы в ниспослании Святого Духа. Это толкование было нами проведено на всем протяжении Прощальной беседы. В Первосвященнической молитве взаимное прославление Отца и Сына в Страстях Сына должно привести Сына к дарованию жизни вечной ученикам. При этом жизнь вечная мыслится как познание Бога и Христа, выраженное через глагол и предполагающее единение познающего с Познаваемым (ст. 3). И чередование прошений молитвы даровать жизнь ученикам занимает то же место, какое в Прощальной беседе принадлежит второму явлению Славы, истолкованному нами в смысле ниспослания Духа. Делом Духа будет дарование жизни и богопознания. Как уже было сказано, с первых же слов молитвы, мысль Иисуса сосредоточена на учениках.
XVII. 4-10
Прославление, которое Иисус ищет у Отца, которое надо понимать как приобщение воспринятого Им человеческого естества к Его премирной Славе и которое осуществится в Страстях (ср. ст. 4), предполагает прославление Сыном Отца, уже совершившееся во времени исполнением того дела, которое Отец Ему поручил (ст. 4). Это дело не допускает отождествления со Страстями. В тот момент, когда Господь возносит Свою Первосвященническую молитву, Страсти относятся еще к будущему. Об этом говорят уже отмеченные нами формы повелительного наклонения. Поручение Отца, о котором говорит Иисус, относится к прошлому. Мы уже имели случай цитировать XVII. 4 в связи с небесным гласом XII. 28: «…и прославил и еще прославлю». «И прославил», в прошлом, и то прославление, тоже в прошлом, о котором идет речь в XVII. 4, могут относиться к одному и тому же факту. Первосвященническая молитва проливает свет на оставшееся неясным в XII. 28. Господь продолжает Свое обращение к Отцу (ст. 6-10): «Я явил Твое имя людям, которых Ты дал Мне от мира…» Какое имя? Первосвященническая молитва начинается обращением «Отче» (ср. ст. 1), которое затем, с определением или без определения, еще раз повторяется на протяжении молитвы пять раз (ср. ст. 5, 11, 20, 24, 25). Какое-либо другое имя Божие, кроме имени Бога как Отца, в Первосвященнической молитве не употребляется. В контексте молитвы то имя Божие, которое Сын явил ученикам и тем совершил дело, которое Отец дал Ему сотворить, может быть только имя Бога как Отца. Сын в своем общественном служении во исполнение возложенного на Него поручения явил Бога как Отца. Сюда относится молитва Господня, и все синоптическое благовестие. Сюда относятся и Иоанновские беседы — от Иерусалимской речи гл. V до Прощальной беседы включительно. В Первосвященнической молитве под откровение имени Отчего подводится то воспитание, которое Иисус дал ученикам и которое есть познание посланничества Сына Отцом. Учеников Иисусу дал Отец от мира, и молитва Иисуса, в этом первом ее выражении, есть молитва об учениках, а не о мире [82] : об учениках, «потому что они Твои; и все Мое — Твое, и Твое —
82
Мнение Hoskyns'a, что to («предал дух») относится к божественному лицу Святого Дух, представляется в контексте Ин. совершенно невероятным.
XVII. 11–19
Молитва Иисуса об учениках продолжается (XVII. 11–19). Изъятые Иисусом из мира, они остаются в мире, окруженные ненавистью мира, «потому что они не от мира, как Я не от мира» (ст. 14 и вновь ст. 16). Но Господь не о том молит Отца, чтобы Он взял, извлек их из мира (ст. 15). Ученики не только оставляются в мире, они посылаются в мир так же, как Отец послал Сына (ст. 19). Он молит Отца о том, чтобы Он соблюл «их во имя Твое, которое Ты дал Мне, чтобы они были едино, как Мы» (ст. 11, ср. 12). В ст. 11 и 12 первоначальный текст Ин. подвергается ассимиляции ст. 6–9, и они звучат в прежних русских переводах: «…соблюди их во имя Твое — тех, которых Ты Мне дал». Нет! И перевес объективных данных (включая теперь и P66), и обязанность давать предпочтение труднейшей форме текста оправдывают перевод: «Имя Твое, которое ты дал Мне». Речь идет об имени Божием, данном Иисусу для благовестия устами тех же учеников, и о соблюдении их силою этого имени. В контексте напрашивается восполнение. Имя Бога, которое здесь подразумевается, должно быть то же Отчее имя, которое Сын открыл ученикам. Пока Иисус был с учениками, Он соблюдал их во имя Божие, и погиб один только сын погибели, во исполнение Писания (ст. 12). Теперь о соблюдении учеников в молитве Отца. Но не только о соблюдении. Соблюдение означает сохранение их в обладании тем, чему они научились от Иисуса. Мы скажем, в контексте: в обладании именем Отчем, которое Он им открыл. Одного соблюдения уже недостаточно. Господь молит Отца о их освящении.
XVII. 17–19
Русское «освяти их» (ст. 17) есть перевод греческого . Этот же глагол дважды повторяется в ст. 19: русское «Я посвящаю Себя» есть перевод греческого и русское «освященные» есть перевод греческого . Мы видим, что два русских глагола — «освящать» и «посвящать» — передают один греческий глагол . И это надо помнить. Когда Господь, вступая на путь Страстей, как Первосвященник и как Жертва, говорит о себе , это можно относить к Его Страстям. Но употребляя этот же глагол, и притом дважды, в первый раз в Молитве и во второй раз, в сущности, тоже в молитве об учениках, Господь думал не более и не менее, как о приобщении их к Его Страстям. В Ин. эта мысль не новая. Мы видим, что совокупность тех действий, которые составляют символический акт омовения ног, надо понимать в том смысле, что ученики, соглашаясь на омовение, свидетельствовали о своем приобщении к Страстям Иисуса. Не только Иисус страдал за учеников. Ученики сами деятельно участвуют в Страстях Иисуса за них. Мало того. Участие учеников в Страстях Христовых совершается (русский перевод «истинно»). Мы знаем, что с явлением истины связано действование Духа Святого. Мы встретились, в Прощальной беседе, с Его повторным наименованием «Духом Истины»: . свое время мы видели, что в омовении ног, с которым мы только что связали «освящение учеников», употребление воды наводит на мысль о Духе. Указание на истину неизбежно толковать в том смысле, что приобщение учеников к Страстям Христовым предполагает действование Святого Духа. Что это значит конкретно — наш текст этот вопрос не ставит. Общее указание на Евхаристию не было бы неуместным. Но в очень тщательном Иоанновском языке важно, что заслуживало бы нашего внимания: в ст. 17 при первом упоминании истины стоит , с членом, и в ст. 19, при первом повторении упоминания , без члена. Нет ли мысли, в первом случае, о Божественном Лице Святого Духа, а во втором — о Его присутствии в дарах? Напомню и тот параллелизм, который был вскрыт между началом Прощальной беседы и первыми словами Первосвященнической молитвы. Страстями Сына обусловлено явление Духа для дарования жизни и богопознания ученикам.
XVII. 20–23
Но Господь молится не только о наличных учениках, о тех, из среды которых вышел Иуда и которые ныне окружают Его. Он молится о расширении их круга в истории, о котором он указал им, толкуя омовение ног (ср. XIII. 20): «…и не о них только молю, но и о верующих в Меня по слову их» (ст. 20). Цель остается прежняя (ср. ст. 11): приобщение учеников, очевидно в расширенном круге, к единению Отца и Сына (ст. 21), «чтобы все едино были, как Ты, Отче, — во Мне, Я — в Тебе, чтобы и они в Нас были». До какого предела мыслится это расширение круга? По свидетельству евангелиста, Господь кончает так, «чтобы веровал мир, что Ты Меня послал». Последняя цель есть вера мира в посланничество Сына. Слово Христово нас снова ставит перед вопросом о спасении мира. Ибо вера мира в посланничество Отцом Сына означает спасение мира. Господь продолжает: единство учеников с Отцом и Сыном есть и единство в Славе, в которую Сын принимает учеников (ст. 22). Но дальше: «Я — в них и Ты — во Мне, да будут они совершенны воедино, чтобы знал мир, что Ты Меня послал и возлюбил их, как Меня возлюбил» (ст. 23). От веры мира к познанию мира, как в исповеди Петра (VI. 69): . Единение в вере и единение в познании, которое есть и единение в любви. Расширение круга учеников в истории нельзя мыслить иначе, как его расширение до пределов мира. Евангелист Иоанн не ставит вопрос об апокатастасисе. Он останавливается на полуслове и ни разу не договаривает своей мысли. Последнее, что он говорит о мире, есть противоположение мира ученикам: «…и мир Тебя не познал, но Я тебя познал, и они познали, что Ты Меня послал» (ст. 25). И однако ни в одном Евангелии не сказано о спасении мира в целокупности его членов с такою ясностью, как в Ин., в котором контраст Бога и мира выражается с предельной, как будто без исхода, остротой.
XVII. 24–26
Первосвященническая молитва кончается последними словами молитвы об учениках (XVII. 24–26). Эта молитва есть непередаваемая музыка откровения любви Отчей, от Сына изливающейся на учеников. «И Я поведал им Имя Твое и поведаю, чтобы любовь, которою Ты возлюбил Меня, в них была и Я — в них» (ст. 26). Любовь — и Я. Это мистическое единение с Сыном, и в Сыне — с Отцом, то приобщение в любви к недрам Божественной жизни, о которой Господь говорил ученикам и в Прощальной беседе.
Главы XVIII. I–XX. 18
XVIII. 1
«Сказав это, Иисус вышел с учениками своими на ту сторону потока Кедрона, где был сад, в который вошел Сам и ученики Его» (XVIII. 1). Этими словами кончается и Первое Евангелие Страстей Христовых. Вознеся молитву к Отцу, Господь вступил на путь Страстей.
XVIII. 1—ХХ. 18 в контексте Евангелия