Воды слонам!
Шрифт:
– Я думал, вы помните, – отвечаю я. – Но он особо ничего не рассказывал. Просто сказал, что вы сбежали.
– Просто сказал? – Верблюд резко поворачивается ко мне. – Просто сказал? Что это значит, черт возьми? Вы что, разговаривали?
Я опускаюсь на пол и утыкаюсь подбородком в колени. Похоже, ночка будет долгая.
– Что значит просто сказал? – кричит Верблюд. – Я кого спрашиваю?!
Я вздыхаю.
– Да, мы разговаривали.
– А когда?
– Не так давно.
Он ошеломленно
– Но зачем?
– Он будет ждать нас в Провиденсе. Заберет вас домой.
– Э, нет! – Верблюд отчаянно трясет головой. – Ни за что!
– Но Верблюд…
– Какого черта вы лезете не в свои дела? Не имеете права!
– У нас не было выбора! – ору я, но тут же себя одергиваю. Зажмурившись и взяв себя в руки, повторяю: – У нас не было выбора. Нужно было что-то делать.
– Я не могу вернуться! Вы же не знаете, что случилось. Я им больше не нужен.
Губа у него трясется, он закрывает рот и отворачивается. Миг спустя плечи его начинают подрагивать.
– Ах ты, черт! – говорю я и, повысив голос, кричу в открытую дверь: – Вот спасибо, Уолтер! Ты сегодня очень помог! Ах, как я тебе признателен!
– Отвали! – отвечает он.
Я гашу керосиновую лампу и укладываюсь на свою попону. Но, едва коснувшись ее колючей поверхности, снова сажусь.
– Уолтер! – кричу я. – Эй, Уолтер! Если ты не собираешься ложиться, я займу постель!
Ответа нет.
– Слышишь? Я сказал, что займу постель.
Обождав минуту-другую, я переползаю на ту сторону комнатушки.
Когда мужчина изо всех сил старается не расплакаться, он издает в точности такие звуки, как доносятся попеременно из углов, где устроились на ночь Уолтер и Верблюд. Так что мне всю ночь напролет приходится прятать голову под подушкой, чтобы их не слышать.
Меня будит голос Марлены:
– Тук-тук. Можно?
Я распахиваю глаза. Поезд остановился, а я непонятно как умудрился проспать все на свете. Но я потрясен еще и потому, что мне снова снилась Марлена – и сперва я подумал, что все еще сплю.
– Эй! Есть кто-нибудь?
Я приподнимаюсь на локтях и смотрю на Верблюда. Он беспомощно лежит на раскладушке с расширенными от страха глазами. Дверь комнатушки мы всю ночь не закрывали.
– Минуточку! – я выскакиваю ей навстречу, плотно прикрыв за собой дверь.
Марлена между тем уже забирается в вагон.
– Эй, привет! – говорит она Уолтеру, который все еще жмется в углу. – Вот ты-то мне и нужен. Твоя собачка?
Уолтер тут же поднимает голову.
– Дамка!
Марлена наклоняется, чтобы ее выпустить, но Дамка вырывается и с грохотом обрушивается на пол. Поднявшись на лапы и добравшись до угла, она набрасывается на Уолтера, лижет его прямо в лицо и так виляет хвостом, что вновь падает на пол.
– Ох,
– Где она была? – поворачиваюсь я к Марлене.
– Бежала вчера вдоль поезда, когда мы отправлялись, – отвечает она, не отводя взгляда от Уолтера и Дамки. – Я ее заметила в окошко и сказала Агги. Он лег на живот на платформу и ее подобрал.
– Август? – спрашиваю я. – Неужели?
– Да. И сказал, что в знак благодарному она его укусила.
Уолтер обхватывает собачку обеими руками и зарывается лицом в шерсть.
Марлена еще некоторое время на них глядит и направляется к двери.
– Ну, ладно. Я, пожалуй, пойду.
– Марлена, – тянусь я к ее руке.
Она останавливается.
– Спасибо! – говорю я, опуская руку. – Вы даже не представляете, что она для него значит. То есть для нас.
Она бросает на меня едва заметный взгляд с полунамеком на улыбку и тут же переводит его на спины своих лошадок.
– Да-да. Думаю, что представляю.
Когда она выбирается из вагона, на глаза у меня наворачиваются слезы.
– Ну, кто ж его знает… – говорит Верблюд. – А вдруг он, в конце концов, человек?
– Кто? Август? – переспрашивает Уолтер. Наклонившись, он хватает сундук за ручку и волочет по полу. Мы приводим комнату в дневной вид, но Уолтер справляется с задачей в два раза медленнее, чем обычно, потому что держит под мышкой Дамку. – Не верю.
– Да можешь уже выпустить, – говорю я. – Дверь-то закрыта.
– Он спас твою собачку, – продолжает Верблюд.
– Знал бы, что моя – не спас бы. Дамка поняла. Потому-то его и укусила. Да, ты поняла, правда ведь, малышка? – Он подносит ее к лицу и принимается сюсюкать. – Да, Дамка умная девочка.
– А почему ты считаешь, что он не знал? Марлена ведь знала.
– Даже не сомневаюсь. Да в этом жиде вообще ничего человеческого нет!
– Эй ты, выбирай выражения! – ору я.
Уолтер замолкает и пялится на меня.
– Что? Но ты ведь не еврей, а? Послушай, прости. Я не хотел. Так, просто думал подколоть.
– Да, подколоть! – продолжаю орать я. – Вечно кто-то пытается подколоть, а мне это чертовски надоело! Если ты артист, то подкалываешь рабочих. Если рабочий – поляков. Если поляк – евреев. А если карлик… вот скажи мне, Уолтер, ты ненавидишь только евреев и рабочих или поляков тоже?
Уолтер краснеет и опускает глаза.
– Кто сказал, что я их ненавижу? Разве я хоть кого-то ненавижу? – Помедлив, он добавляет: – Уж если кого и ненавижу, то Августа. Потому что он помешанный, да еще и сукин сын.