Воды текут, берега остаются
Шрифт:
кажется, уже совсем легли на землю, но тут какая-
то неведомая сила вновь поднимала их вверх, и они
снова начинали кружиться.
Вечером, когда стемнело, Канай Извай пришел
к Ороспаю.
—Совсем я тебя заждался, браток! —встретил
его старый карт.—Ну рассказывай, как получилось
наше дело? Что говорят в селе?
—Слава богу, брат Ороспай, лучшего и ожидать
нечего. Все складывается, как мы задумали.
Сегодня к Мосол
посмотреть на твоего гуся. Я тоже ходил.
—Ну, ну,—нетерпеливо торопит Каная Извая
старый карт,—ты рассказывай, что люди-то говорят.
—Все гуся осматривали, многие говорили: <<Это
непростая птица, ее бог даровал>>.
—Хорошо, хорошо! —Ороспай поднялся с лавки,
подошел к висячей керосиновой лампе, прибавил
света. В избе стало светлее.
—Давеча приезжал ко мне один мариец из
Орола,—заговорил опять Ороспай.—Дядя Пайгел-
дё, говорит, сильно захворал, меня зовет. Но я
не поехал, хотел тебя дождаться с вестями. К тому
же самому что-то неможется... Но от твоих добрых
вестей вроде и силы у меня прибавилось. Эх, если'
сын Иывана Петыра к дедовской вере склонится...
А что говорит сам йыван Петыр?
—Он тоже поверил, что твой гусь —божья птица.
Когда соседи говорили: мол, это тебе, Петыр,
божье благоволение,—был очень доволен.
—Хорошо! Очень хорошо! —Ороспай хлопнул
себя сухими, сморщенными ладонями по коленкам.— Теперь можно поехать и к дяде Пайгелде.
—Сейчас?
—Сейчас и съездим. Дорога известная, неда68
лекая. Ты, Извай, запряги моего жеребца, на нем-
то быстро обернемся.
В селе тихо. Улицы темные, пустые. Лишь кое-
где, как заплатки на сером кафтане* виднеются
освещенные тусклым огнем керосиновой лампы
окошки. Многие турекские мужики керосиновых
ламп из-за дороговизны керосина не держат, освещаются
по старинке —лучиной, а ее свет не пробивается
сквозь замерзшие стекла. Поэтому село
кажется еще темней.
Жеребец Ороспая сразу пошел рысью. Он з а стоялся
без работы и теперь рад, храпит, мотает
головой и все убыстряет и убыстряет бег. Сани
катятся по накатанной дороге легко, ровно. Вот уже
остались позади последние дома, околица, кладбище.
Дорога прорезала белое поле и вонзилась в
темный ельник.
—Резвый у тебя жеребец! —восхищенно сказал
Канай Извай.—Даже на подъеме не сбавляет ходу.
Не конь —огонь!
Старый карт сидел посреди саней в сене. Чтобы
холодный воздух не попал в горло, он закутался
в тулуп.
чтобы не закашляться, ничего не ответил, только
кивнул.
Канай Извай тоже замолчал. Намотав на руку
вожжи, он сидел в передке саней и рассуждал сам
с собой: <<Ветер-то так и не утихает, как бы метель
не принес>>.
Он не ошибся. Едва сани въехали на холм,
сильный ветер, налетев откуда-то, ударил в бок.
—Ну, кажется, начинается,—проговорил Канай
Извай и уселся поплотнее.
Ветер усилился. Вот он свистит, воет, мечется
между деревьями, поднимает снег, в одном месте
совсем оголяет дорогу, в другом наметает сугробы.
Конь сбавил ходу, потом пошел шагом. Круп
жеребца заиндевел, с порывами ветра доносится
резкий запах конского пота.
Вдруг жеребец забеспокоился, запрядал ушами,
захрапел и опять перешел на рысь, хотя никто его
не понукал.
<<Что-то недоброе почуял>>,—подумал Канай
Извай.
Жеребец всхрапнул, прыгнул, рванул вперед и
понесся галопом.
Тут Канай Извай разглядел в темноте по обеим
сторонам саней черные тени и понял: волки!
—Волки! —крикнул Канай Извай и оглянулся
на Ороспая.
Но в санях никого не было: видно, старый карт
вывалился, когда конь резко рванул вперед.
Канай Извай натянул вожжи, стараясь остановить
жеребца. Но куда там: жеребец несся не
разбирая дороги, только передок саней гудит от
ударов копыт. Лишь через полверсты Канаю Изваю
удалось своротить коня в сугроб. Жер'ебец провалился
по колена в снег и остановился.
Канай Извай приподнялся, оглянулся. К саням
приближались четыре волка. Он сунул руку в карман,
нащупал спички, дрожащими руками свернул
клок сена, как перевясло, чиркнул спичкой, поджег.
Дорога осветилась. Волки остановились, присели
и завыли. Канай Извай поднял огонь над головой,
шагнул в сторону волков, замахнулся:
—Вот я вас!
Волки потрусили к лесу и скрылись в темноте.
Канай Извай взял лошадь под уздцы, вывел на
твердую дорогу. Вскочил в сани, дернул вожжи,
завернул жеребца и подхлестнул его:
—Но, милый! Давай скорее! Надо выручать
твоего хозяина.
Конь с места взял в галоп. Впереди на дороге
что-то чернело.
Канай Извай, подъехав, увидел, что это лежит
Ороспай.
—Брат Ороспай! Брат Ороспай! —соскочив с
саней, принялся он тормошить карта.