Водяной
Шрифт:
Он положил деньги на стол и посмотрел на яркое, разноцветное игровое поле, где мигала лампочка в ожидании следующей игры.
— Сказать по правде, я очень огорчился, когда узнал, что ты втягиваешь их в наши с тобой дела. Знаешь, когда кто-то на меня настучал в полицию и Л-Г, я тоже огорчился. Это же наши с тобой дела, при чем тут они?
Его красивые янтарные глаза будто остекленели.
— Я заработал две премиальные игры, — сказал он. — Если хочешь, можешь сыграть одну из них. Выиграешь — и с этим покончено. И Томми не нужно будет болтать о вещах, которые его не касаются.
— Мне надо домой.
— К Роберту?
Мне очень не понравилось, что
— И не забудь взять деньги, — сказал он.
— Что?
— Они мне не нужны. Ты нарушила правила.
Я не знала, что на это ответить. Никак не могла сообразить, что он имеет в виду.
— Доиграю свои премиальные игры и ухожу, — сказал Герард. — Учти, что первый же, кто сядет за этот столик и увидит деньги, сунет их в карман. Так что подумай хорошенько.
Это были даже не мои деньги. Томми утром снял их со своего банковского счета, уговорил мать написать письменное разрешение. И поговорил насчет меня с братьями. Что они сказали Герарду, я не знала, да и не хотела знать. У меня было единственное желание — чтобы весь этот дурной сон побыстрее закончился.
— И еще вот что, Доска… деньги я не возьму, но это не значит, что мы квиты.
— И что это значит?
— Это уж ты сама вычисли. Ты же у нас отличница по математике.
Он хочет по-прежнему дергать за ниточки, пришло мне в голову. Ему это нравится. Ему нравится меня мучить. Ему вообще нравится мучить. Вот и сейчас — играет свою премиальную игру до последнего шарика. И со мной будет продолжать до последнего. Я взяла пачку денег и сунула в карман куртки.
— Договорились?
— О чем?
— О том, что ты по-прежнему у меня в долгу. Деньги, то есть твой долг, у тебя, а я не хочу их брать…
Он посмотрел на меня, потом в окно.
— Ты соврала мне в тот раз, да? Ты прекрасно знала, что у них там, на звероферме. Я понял сразу, что ты врешь, ты даже уйти не успела. По походке. Ты шла к двери… Люди замечают такие вещи. Я, во всяком случае, замечаю. И сразу понял. Это называется «интуиция». Когда знаешь точно, а объяснить, почему знаешь, не можешь… Я, впрочем, могу…
Он меня просто испытывает, подумала я. Опять берет на пушку.
— Даже не сомневайся, Доска. Я видел по твоей походке. Ты была уверена, что тебе удалось меня обмануть. Ты ведь знаешь, где это… чудище? И ты помогала вывезти его с фермы. Не одна, конечно. Вас должно было быть много. Одной не справиться. Он весит не меньше двух центнеров.
Болтает. Так, на всякий случай — а вдруг клюнет?
— Не понимаю, о чем ты.
— Очень даже хорошо понимаешь. Очень даже хорошо.
Он покосился на игровой ящик. Я только сейчас заметила, что на игровом поле изображена русалка. Шарик огибал ее длинные черные волосы, пышную грудь, рыбий хвост. Я не в первый раз здесь, как же не замечала раньше?
— Прямо не знаю, что с тобой делать, Доска. Я тебя не понимаю. Может быть, у тебя есть предложение? Как будем решать эту проблему?
Прошло несколько томительных и совершенно бессодержательных дней. Я все время была с Робертом, выходила только купить что-то из еды. Деньги уже подошли к концу. На звонки я не отвечала. Время утекало в никуда, и у нас не было сил этому противиться.
Приходила почта — счета из «Телеверкета» [28] и «Ваттенфаля», [29] мать, само собой, не позаботилась их оплатить. Письма из социалки
28
«Телеверкет» — в 80-е и 90-е годы крупнейшая в Швеции телефонная компания. Потом название изменилось на «Телия».
Как-то утром нашла в почтовом ящике открытку от Л-Г. Он очень беспокоится и хочет, чтобы я поскорее связалась с ним. Теперь уже вопрос времени — в любой день могут явиться из социальных служб.
На заброшенном хуторе я не появлялась. С водяным все в порядке. У него есть еда, вода, и он крепнет с каждым днем. Скоро, очень скоро мы отвезем его в море…
За все эти дни я позвонила один-единственный раз. Профессору. Он все еще не оправился от шока, голос хриплый и говорит невнятно. Рассказал, что целыми днями лежит у матери на диване и пьет успокаивающие таблетки. Пожарная экспертиза пришла к выводу, что дом подожгли. Профессор сказал, что очень боится — ведь это значит, что кто-то хотел его убить. Я чуть не рассказала про Герарда, но удержалась — мне показалось, он в таком состоянии, что пока не время. Ему надо оклематься… Чуть позже все расскажу и все объясню. Отдам ему чучело зайца — вот тебе если не доказательство, то повод обратиться в полицию. Все это я объяснила самой себе, но чувствовала, что на самом деле с нетерпением жду, чем все это кончится, жду, что время возобновит свой вечный ход, что-то произойдет… Что история моя наконец закончится и начнется новая, куда более счастливая, чем эта.
В то утро я ни о чем не думала. Нет, неправда: я думала о маме. Неохота признаваться, но я думала о маме. Она мне приснилась ночью. Будто бы она вернулась домой… и я была так счастлива во сне! Я любила ее во сне почти так же, как я люблю своего брата. Мне снилось, что она совершенно трезва, что она вернулась, чтобы позаботиться о нас с Робертом. Как она была красива в своем красном пальто из «Гекоса», как изящно вертела на пальце связку ключей, стоя перед входной дверью… А где отец? Я не знала. В моем сне места для него не нашлось. Только мама. Она вернулась. Это неправильно, сказала она во сне, я не могу допустить, чтобы вас разлучили.
Меня разбудили какие-то звуки в комнате Роберта. Он там сидел и рисовал. Он всегда напевает, когда рисует, одну и ту же мелодию. И вдруг замолчал. Бумага кончилась, и он замолчал. Мне стало смешно.
Спустилась в кухню. В холодильнике пусто, даже пакета молока нет. Нам надо позавтракать. А Роберту и подавно — он давно проснулся и голоден, просто не хотел меня будить.
Нужен хлеб, нужно масло. Нужно что-то положить на хлеб с маслом. И нужна бумага для рисования, если найдется в магазине. Роберт хорошо рисует, куда лучше, чем я. Может, будет художником. Я ему всегда так и говорю: ты будешь художником, Роберт. И тогда тебе ни к чему эти мелкие буквы и цифры.
В прихожей лежал на столе конверт. Осталось только двадцать крон, достаточно. Кое-что, раз уж я иду в магазин, можно будет свистнуть, так что и на вечер хватит. А что будет дальше?
Вчера к нам приходили. Рано утром позвонили в дверь. Мы слышали, как они переговаривались на крыльце — мужчина и женщина, судя по голосам. Мы не открыли. Они подошли к гаражу, попробовали дверь — заперта. Постучали в окно. Покричали на всякий случай: «Петронелла! Роберт!» Ответа не дождались, сели в машину и уехали. В следующий раз явятся с полицией.