Водяной
Шрифт:
— Он здесь, Доска.
Голос у меня за спиной. Я повернулась, но ничего не увидела. Дом с выбитыми стеклами и приоткрытая дверь.
— Стой, где стоишь.
Они были в доме. Пришли раньше меня.
Дверь открылась, и появился Педер. Он вел брата как бы на поводке — на шее у Роберта была петля из толстой веревки. Они надвинули ему на глаза шерстяную шапочку, и он ничего не видел. Педер волок его за собой, как овцу на убой. Братик то и дело оступался. Брюки мокрые, он, конечно, описался
— Я здесь, Роберт, — крикнула я. — Все будет хорошо. Я заберу тебя отсюда.
Боковым зрением я заметила какое-то движение и резко повернулась. Из дома появился Герард со стулом в руках, а вслед за ним Ула.
— Слышишь, братик? Все будет хорошо, я обещаю.
— Он тебе не ответит, Доска. Он со вчерашнего вечера даже не пискнул. Думаю, онемел от страха. — Герард даже не посмотрел в мою сторону — внимательно осматривал стул, словно хотел убедиться, в хорошем ли он состоянии.
— Роберт, ты слышишь меня?
Никакой реакции. Бессильно упавшая голова.
— Ты же видишь… он даже не знает, где он. Что же ты натворила, Доска… это все твоих рук дело. — Герард произнес эти слова с надрывом, чуть не со слезой в голосе.
Педер начал завязывать еще одну петлю — на свободном конце веревки. Завязал, подергал несколько раз, проверил на прочность и посмотрел на амбар, будто искал что-то. Я хотела крикнуть, но не могла выдавить ни слова.
— Ну, хорошо, Доска… надеюсь, ты понимаешь, насколько все это серьезно.
Он опять соврал. Я поняла это, когда Педер поволок Роберта к амбару.
— На колени! — заорал он. — Я кому сказал, гнида!
Роберт не столько опустился, сколько упал на колени. Он выглядел как осужденный на смерть — со связанными руками и в надвинутой на глаза шапке. Он стоял на коленях как раз под люком на сеновал, рядом с которым из стены торчала балка подъемника.
— Ты хотел, чтобы я показала тебе, где оно… морское чудище. Мы так договорились! — даже не крикнула, а завизжала я.
— Не припомню.
— Ты сказал, что отпустишь Роберта, если я тебе его покажу!
— Очень сожалею, но ничего не смогу сделать. Теперь все в руках Педера.
Мне показалось, что уши заткнули ватой. Я ничего не слышала, кроме ритмичного, похожего на очень медленное тиканье часов звука падающих капель. И Роберт, наверное, услышал этот звук — он завертел головой, словно хотел понять, что это за тиканье. Педер поставил ногу ему на плечо. В руках он держал веревку, но вид у него был очень неуверенный.
Только сейчас я поняла, для чего им нужен стул, — Ула поставил его под балкой и посмотрел вверх. Хотел убедиться, что стул стоит правильно.
— Вон там и закрепишь веревку. — Он показал на вбитый в балку крюк.
— Тогда надо ее укоротить, — сказал Педер. — Иначе он упадет на землю.
— Веревка все равно лопнет в любой момент. Тут будет геенна огненная.
— Это что — шутка? — Я изо всех
— Заткнись, Доска! — прошипел Педер. — Ты настучала про котенка — с этого все и началось. Такое даром не проходит. За такое надо платить.
— Уж кто-кто, а ты прекрасно знаешь, что не я. Ты сам и настучал. Это был котенок твоей сестры. — Я повернулась к Герарду: — И почему бы тебе ему не сказать, что ты давным-давно знаешь, что настучал он?
Но Герард, не глядя на меня, кивнул Педеру, будто повернул ключ в замке, и мотор заработал — Педер накинул веревку на крюк и затянул.
Меня словно парализовало, как бывает во сне, когда каким-то уголком сознания все равно знаешь, что в реальности такое происходить не может.
У Педера в руке откуда-то появилась канистра с бензином… они, наверное, принесли ее с собой и спрятали в амбаре… и он начал лить бензин на Роберта, литр за литром, на шапочку, точно это была вода, точно он хотел отмыть его…
И тут меня словно током ударило — водяной проснулся. Я слышала его, и он слышал меня. Он знал, что тут происходит, он все понимал и старался меня успокоить. Сосредоточься, звучал во мне его голос, ты должна быстро соображать, они еще не могут решиться, думают, но если они решатся — я не дам им ото сделать.
Я шагнула к брату, но Ула схватил меня за руку и оттащил.
— Не знаю, о чем нам говорить, — сказал Герард. — Рано или поздно настает момент, когда уже нет места для болтовни… и тогда надо что-то делать. Вот так случилось и у нас… к сожалению.
— Вставай, — рявкнул Педер, наливая бензин на пол тонкой струйкой, как бикфордов шнур, — вставай, подними ножку… подними ногу, я сказал! Встань на стул, понял? И стой! А то стул упадет, и тебе хана!
Брат кашлял и задыхался, он весь был пропитан бензином. Педер схватил его правую ногу, насильно поставил на стул, а потом взял под мышки и поднял. Ножки стула продавили землю, и он немного перекосился.
И я опять услышала водяного. Слишком поздно, сказал он, я знаю, что они хотят.
Голос его звучал во мне так сильно, как никогда раньше. Все тело начало вибрировать, будто я стояла рядом с взлетающим самолетом, но в этом оглушительном реве не было ни звуков, ни слов.
И другие тоже услышали этот страшный рев. Водяной заставил их себя слушать, хотя я не понимала зачем.
Герард замер.
— А это еще что? — Он повернулся к Педеру.
— Не знаю.
— Ты что, не слышишь? Это еще что за херня?
Они завертели головами. Но голос водяного шел не снаружи, он шел от них самих, он рождался в их телах, будто там образовалось пустое пространство, совершенно пустое, если не считать многократного, оглушительного эха его голоса.