Военная хитрость

Лобов Владимир Николаевич

Маршал Советского Союза К. А. Мерецков писал:

«Казалось бы, сохранить в тайне развертывание полутора-миллионной армии вдоль длиннейшей границы было делом невозможным. И все же японцев... мы почти всюду застали врасплох: вообще-то они думали о предстоящих операциях и усиленно готовились к ним, однако конкретная дата начала боев осталась для них за семью печатями.

Между прочим, не последнюю роль в этом сыграла дезинформация противника. Когда я и мои будущие сослуживцы по 1-му Дальневосточному фронту ехали на восток, были приняты все меры к тому, чтобы из нашего курьерского поезда, которому был придан вид обычного состава номер 6, не просочились наружу лишние сведения: не отправлялись ненужные письма; на станциях еще

до прибытия поезда вывешивалась табличка «Все билеты проданы». Штабным офицерам я сообщил, что едем до Новосибирска. Когда приехали в Новосибирск, сказал, что едем до Красноярска, потом до Иркутска. В Иркутске назвал Хабаровск, а уж только в Хабаровске сообщил о конечной остановке... Когда подполковник Суслов во время остановки поезда в Омске телеграфировал жене в Ярославль о том, где именно находился он в тот момент, это стало предметом разбора на партийном собрании. Телеграмму мы, конечно, перехватили, и больше такие случаи не повторялись. На мне была штатская одежда. И я, и сотрудники Полевого управления фронта именовались военнослужащими в званиях на несколько рангов ниже действительных и, если приходилось, надевали соответствующие погоны, а порой переодевались в штатское платье не только на время железнодорожных переездов.

Меня теперь звали генерал-полковником Максимовым, члена Военного совета Штыкова — Шориным, начальника штаба Крутикова — Киселевым...

А во время моей встречи в Хабаровске с М. А. Пуркаевым этот старый сослуживец, отлично знавший, кем я был, увидев на мне погоны генерал-полковника и показав на них, сочувственно спросил: «Кирилл Афанасьевич, что случилось?» Я усмехнулся, ответив, что все, дескать, бывает на свете, и раскрыл удостоверение за подписью Верховного Главнокомандующего. Из документа вытекало, что перед Пуркаевым стоит Максимов. Тут генерал, конечно, догадался о происходящем и потом уже ни о чем не спрашивал, тем более что вскоре встретился с командующим Забайкальским фронтом генерал-полковником Морозовым (маршалом Р. Я. Малиновским), начальником штаба того же фронта генерал-полковником Болотовым (генералом армии М. В. Захаровым) и, наконец, с заместителем наркома обороны генерал-полковником Васильевым (маршалом А. М. Василевским). Что касается японцев, то они узнали о ряде новых воинских назначений у нас, но так и не разгадали (о чем свидетельствовали на допросах их генералы), какие лица скрывались под чужими фамилиями.

...Псевдоним Максимов был взят потому, что в Приморье действительно был генерал Максимов, который командовал одной из армий. Я рассчитывал, что японцы решат, будто именно о его переездах с места на место и его распоряжениях идет речь, и не станут остро реагировать на соответствующие донесения своих лазутчиков, в наличии которых мы не сомневались. И в самом деле, пленные японские генералы интересовались во время допросов, тот ли это знакомый им генерал Максимов командует войсками 1-го Дальневосточного фронта».

Надо сказать, что этот прием введения противника в заблуждение использовался Верховным Главнокомандованием и раньше. Так, в Сталинградской операции Г. К. Жуков был Константиновым, Н. Ф. Ватутин — Федоровым, А. И. Еременко — Ивановым, А. М. Василевский — Михайловым, И. В. Сталин — Васильевым. В Курской битве Г. К. Жуков имел псевдоним Юрьев, И. В. Сталин — Иванов, К. К. Рокоссовский — Костин. В Корсунь-Шевченковской операции И. С. Конев носил псевдоним Степин, Н. Ф. Ватутин — Николаев. В Белорусской операции «Багратион» у И. В. Сталина псевдоним был Семенов, у И. Д. Черняховского — Чернов.

К разработке планов операции фронтов, армий и Тихоокеанского флота привлекалось ограниченное количество лиц.

Сосредоточение, перегруппировка и развертывание войск в исходном положении проходили при строжайшем соблюдении скрытности.

Для обеспечения скрытности стратегических железнодорожных перевозок служба ВОСО приняла следующие меры: было предельно ограничено количество лиц,

допущенных к выполнению централизованных военных перевозок, а также к разработке документов, связанных с ними; станции выгрузки и обслуживания эшелонов занумеровывались; передача сводок о движении эшелонов контролировалась офицерами ВОСО, а телефонные переговоры по этим вопросам запрещались; на пограничных участках Дальнего Востока часть воинских эшелонов пропускалась через узловые станции с ходу или в темное время, а на Приморской железной дороге, близко расположенной к границе, и разгрузка эшелонов проводилась ночью.

В целях введения японцев в заблуждение все мероприятия, связанные с передвижением войск, проводились в «учебном порядке».

Так, выдвижение войск 5-й армии к государственной границе проводилось на основании «плана учений». 1-я армия освобождала полосу наступления для 5-й армии и перегруппировывала свои силы также по «учебной директиве».

Пограничные войска по-прежнему несли службу на своих участках. Вводило противника в заблуждение и то, что население из пограничной зоны не выселялось и мирная жизнь его ничем не нарушалась. В гарнизонных районах продолжали работать специальные сенокосные команды, которые занимались уборкой сена на всех наблюдаемых противником участках, демонстрируя обычную для этого времени года жизнь гарнизона. Офицерский состав в период отпусков направлялся в местные санатории и дома отдыха.

Поскольку передвижение войск к линии государственной границы происходило под видом учений, это воспринималось населением как обычные военные занятия. При передвижении войск строго соблюдали световую маскировку; в 6–8 км от государственной границы автотранспорт двигался без света. На отдых и дневки останавливались в лесах и лощинах; в степных районах Даурии и Монголии танки, автомашины, орудия укрывались в специально отрываемых котлованах, прикрытых сверху маскировочными или местными материалами.

Соблюдение войсками маскировки контролировали специально выделенные группы офицеров штабов фронтов и армий.

В период подготовки операции работали только радиостанции ранее находившихся здесь частей и соединений. Командующие фронтами и армиями стремились достигнуть полной скрытности действий.

Кроме того, в каждом фронте был разработан специальный план ложных железнодорожных и автомобильных перевозок войск, оборудовались ложные районы сосредоточения. Вдоль дорог, просматриваемых с территории противника, устанавливались вертикальные и горизонтальные маски. Только в полосе 5-й армии на направлении главного удара было установлено 18 км вертикальных масок и 1515 горизонтальных.

В Забайкалье естественных масок, по существу, нет, поэтому широко применялась маскировка табельными и местными материалами. В войсках только Забайкальского фронта было израсходовано 16248 маскировочных сетей, 64110 сеток для стрелка, 1406 покрытий для танков, 250 маскировочных ковров. В районах сосредоточения войск дальневосточных фронтов в большой степени использовались естественные маски (леса, кустарники, овраги и т.п.), а маскировочные работы заключались в основном в закрытии просматриваемых противником участков местности и дорог вертикальными и горизонтальными масками.

Таким образом, приемы военной хитрости в операции по разгрому Квантунской армии составляли комплекс мероприятий, проведенных командованием и войсками, и, в конечном счете, сыграли свою важную роль.

Командующий 5-й японской армией Симидзу Нори-цунэ позднее признавался: «...наступление внушительных сил русских... оказалось для нас совершенно неожиданным».

Военная хитрость широко применялась в армейских операциях. Характерно, что использование военной хитрости становилось обычным делом и даже обязательным компонентом операции по мере накопления командующими и штабами армий боевого опыта. Прежде всего, совершенствовались способы скрытия подготовки операции и введения противника в заблуждение.