Военная контрразведка от «Смерша» до контртеррористических операций

Бондаренко Александр Юльевич

— Не получилось?

— Я пошел к нему и потребовал, чтобы он немедленно отменил свой приказ. А то он уже и автоматчиков прислал, чтобы забрать арестованных. Я сказал, что выставлю своих автоматчиков и доложу Чуйкову о его неправомерных действиях. Так что крупный был тогда разговор, и он отменил-таки свое решение.

— «Смерш» выполнял те же самые задачи, что и особые отделы раньше?

— Особое внимание теперь было сосредоточено на оперативном контрразведывательном обеспечении наступательных действий войск. В первую очередь — на обеспечении ликвидации диверсионно-разведывательных групп.

— А

как, кстати, отразилось создание «Смерша» на противнике? И отразилось ли вообще?

— Еще как отразилось! Создание «Смерша» значительно сузило вербовочную базу противника. Изменники Родины и дезертиры на вербовку стали идти с еще большей неохотой…

— Почему?

— Что такое «Смерш»? «Смерть шпионам!», и этот лозунг претворялся в жизнь. Раньше такого открытого призыва не было, а теперь попасть в руки «Смерша» для гитлеровских агентов значило идти на верную смерть.

— Расстрел на месте — без суда и следствия?

— Нет, их уничтожали исключительно в законном порядке. Так что теперь немцам пришлось подбирать агентуру только из числа скомпрометированных, тех, которые принимали участие в карательных операциях, у кого руки в крови были. Таким образом был нанесен серьезный удар по абверу. Не только сузилась вербовочная база, но и началось разложение в разведшколах, из агентуры, которая была заброшена, многие пришли с повинной, а часть просто перестала действовать — сами себя законсервировали, чтобы мы их не уничтожили как шпионов и чтобы немцы их не наказали.

— И кто же в результате у них остался?

— Как я сказал — те отъявленные, которым терять было уже нечего. Предатели, которые пощады не ждали.

— С немцами — агентурой, разведчиками — вам приходилось встречаться?

— Только с фольксдойч — поволжскими немцами, они в совершенстве говорили по-русски, поэтому работали под русских, как правило, возглавляли диверсионно-разведывательные группы. Когда же началось наше наступление, была директива по абверу и другим органам о создании нелегальной сети для проведения диверсионно-разведывательной работы и террора в тылу Советской армии. Такие группы, состоявшие из немцев, были потом обнаружены и разоблачены. Но это было в тылу, а я был с передовыми частями…

— Знаю, многих интересует такой вопрос: принимал ли «Смерш» участие в разного рода карательных мероприятиях? Не приходилось ли вам выступать в роли заградотряда?

— Нет, абсолютно нет! Никаких заградительных мероприятий мы ни разу не проводили. А то, что связано с ведением боя, — и отступление было, и паника была, — и тут мы действовали вместе с командирами. Но это были не карательные мероприятия, а чисто оперативные. Я знаю, об оперативных работниках, особенно в нынешнее время, придумано много всякой клеветы, дезинформации. Все это совершенно не соответствует действительности. Повторю еще раз: оперативные работники в полку были самыми передовыми бойцами, которые сражались в любой ситуации и не отступали. Недаром многие наши сотрудники были удостоены высоких государственных наград.

— Вы дошли до Берлина. Что вам больше всего запомнилось на завершающем этапе войны?

— Прежде всего, конечно, то, что я допрашивал командующего обороной Берлина генерала артиллерии Вейдлинга. Ну а потом, в Берлине, мне пришлось заниматься даже дипломатическими делами — было поручено интернировать японское посольство. Мы задержали японских дипломатов,

вывезли их из посольства. Потом на меня же их и «повесили». Пришлось договариваться с командиром дивизии, ставить их на довольствие, пока не приехал официальный представитель МИД, чтобы их куда-то определить. Японцы говорили: зря вы нас забрали из посольства, там у нас бункер хороший. Но я отвечал, что они находятся в состоянии войны с англичанами и американцами, которые могли их не только интернировать, но и перестрелять. Так что, как видите, обязанности у меня были очень разносторонние.

— Александр Иванович, а почему после войны вы решили продолжать службу в органах военной контрразведки?

— Эта работа увлекла меня прежде всего тем, что военная контрразведка внесла очень большой вклад в победу. Известно было и то, что германские разведывательные органы оставили большое «наследство» — массу агентуры, заброшенной в наш тыл. При этом они, в частности абвер, установили связь с новыми хозяевами, американской и английской разведками, которым передавали свою наиболее ценную агентуру. Было ясно, что война разведок не закончится и после победы… Вот потому я и решил остаться в строю.

Маршал военной разведки

18 сентября 2009 года исполнилось 100 лет со дня рождения Героя Советского Союза генерала армии Петра Ивановича Ивашутина (1909–2002). Широкому кругу читателей об этом человеке известно немного: его напряженную жизнь, продолжавшуюся почти 93 года, можно сравнить с горой, чья вершина скрыта густыми облаками. Чем выше он поднимался по ступеням своей служебной карьеры, тем меньше было известно о нем и о его деятельности.

Около 2 5 лет он проработал в контрразведке. В Великую Отечественную войну служил в «Смерше», затем организовывал борьбу против националистического подполья, работал в центральном аппарате Комитета госбезопасности СССР, был первым заместителем председателя КГБ. В годы холодной войны генерал Ивашутин руководил деятельностью советской военной разведки — Главного разведуправления Генерального штаба Вооруженных сил СССР Под его руководством офицеры ГРУ добивались уникальных результатов в своей деятельности.

Автору этих строк довелось встречаться и беседовать с Петром Ивановичем Ивашутиным и некоторыми из его соратников. Их рассказы легли в основу данного очерка.

Жизнь прожить — не поле перейти. За свою долгую жизнь Петр Ивашутин был рабочим и военным летчиком, контрразведчиком и руководителем ГРУ, принимал активное участие в общественной жизни страны, неоднократно избирался депутатом Верховного Совета СССР

В июне 1931 года, по партийной мобилизации, его призвали в ряды Красной армии и направили на учебу в Сталинградскую школу военных летчиков № 7. Хотя школа эта готовила советских военных пилотов, однако двое из них через некоторое время стали начальниками советской военной разведки. В 1939 году — Герой Советского Союза Иван Иосифович Проскуров, в 1963-м — Петр Иванович Ивашутин…

А пока что, после окончания школы в 1933 году, военный летчик Ивашутин был направлен в 455-ю авиационную бригаду Московского военного округа. Службу проходил в 23-й эскадрилье тяжелых бомбардировщиков в качестве летчика-инструктора. Осваивал новую авиационную технику, летал на тяжелых бомбардировщиках ТБ-1, ТБ-2, ТБ-3. В 1936-м, во время полета по маршруту Москва — Серпухов, на бомбардировщике ТБ-3 отказал один двигатель. Жизнь всех членов экипажа, а их было семеро, зависела от мастерства и хладнокровия пилота, и капитан Петр Ивашутин смог посадить самолет на полевой аэродром.