Военно-эротический роман и другие истории
Шрифт:
Мартын молчал, по обыкновению краснея.
– Вы, вот что: вы съездите-ка на побывку. У вас по графику – с понедельника. За восемь дней дома дурные мысли, если они у вас есть, выветрятся из головы. С командиром я уже согласовал. Он не возражает. Так что скажите строевому писарю, пусть выписывает вам отпускной.
– Есть! – сказал Мартын. – Разрешите идти?
– Идите.
* * *
Небольшой
Порой возле кустов можно было заметить пару пожилых мужчин, честных пенсионеров в семейных трусах и соломенных шляпах, которые, таясь, подглядывали за соседним участком, передовая Друг другу подзорную трубу. Один, усевшись на вылинявшем покрывале, как бы читал газету, трогательно маскируя этой развернутой газетой второго, подглядывавшего.
Между тем от дороги, от узкой лесной дорожки, нудистский пляж был отгорожен зеленым забором с воротцами, в которые мог не только пройти человек, но и осторожно проехать грузовой автомобиль, например, «ГАЗ-51» или даже «ЗИЛ-164».
Потому что здесь располагались прокат топчанов, шезлонгов и прочих пляжных принадлежностей, а так же кафе и маленький ресторанчик. Как-то что-то надо же было сюда привозить, не говоря уж о стройматериалах. Кроме того, имелся трехэтажный деревянный корпус-раздевалка, состоявший из несметного количества миниатюрных кабинок, снабженных двухместными скамеечками. В кабинки заходили люди одетые, а выходили – раздетые до нуля. Голые люди шли, как ни в чем не бывало, к воде, валялись на песке, играли в волейбол. Они чувствовали себя спокойно среди себе подобных. Иногда, как это бывает на отдыхе, затевались случайные беседы и споры, и то, что спорящие или беседующие мужчины и женщины были, что называется, без трусов, ровным счетом никого не волновало. Никакого контроля на входе на нудистский пляж не было. Висело только два кустарно выполненных знака наподобие дорожных: перечеркнутые красной полосой женщина в длинном платье и мужчина в костюме. Если же кто по незнанию появлялся на пляже не голышом, к нему подходили добровольные ревнители порядка и, не прикрывая срама, объясняли, что к чему.
Узнать наших героев среди скинувших покровы людей было несложно. Рыжая голова Мартына словно отбрасывала свет сиявшего в небе светила, а фигура Дзинтры… А волнующее тело Дзинтры на фоне волнующегося моря…
Мартын первым вышел из воды и бросил пружинистое тело на подстилку. Дзинтра появилась на песке чуть позже. Она медленно шла по направлению к любимому, а Мартын смотрел на нее во все глаза, словно впервые увидел эти покатые плечи, эти полные груди, которые, оставшись без бюстгальтера, слегка опустились под собственной тяжестью, всего лишь слегка, так, что крупные красные соски смотрели не вниз, а прямо и даже немного вверх, как маленькие пушки универсального калибра. Все это великолепие искрилось каплями влаги, девушка не спешила вытираться, предоставив влажное тело теплому ветру. У Мартына возникло неожиданное желание слизнуть языком соленые капли с ее великолепных сосков, и он вдруг понял, что не может подняться, не обнаружив срамных помыслов. Он и не поднимался с подстилки, смотрел на подошедшую Дзинтру и мученически улыбался. Дзинтра наклонилась, коснувшись грудью его плеча, достала из-под подстилки полиэтиленовый пакет, а оттуда – бутылку минеральной воды, еще холодной. Протянула Мартыну:
– Охлади его, вылей сразу все. – Глаза ее смеялись. Мартын повернулся на бок и со словами «зачехлить орудие!» вылил газированную минералку на воинственную боеголовку.
– Пойдем, поиграем с ними, – предложила Дзинтра.
Мартын присмотрелся к игрокам. Как это часто бывает на пляже, игроки были самых разных калибров. Кто-то с трудом отбивался от мяча, а кто-то обнаруживал повадки настоящего мастера. Отличалась одна женщина лет сорока, сухощавая, жилистая, казалось, она подчиняла себе окружающее пространство, всегда оказываясь в той точке, куда приходил стремительно посланный мяч. Груди ее болтались при резких движениях, то есть, все время.
– Оторвутся! – вслух подумал Мартын.
– Не оторвутся, – засмеялась Дзинтра. – Крепко пришиты.
Мартын засмотрелся на другую женщину. Она была малоподвижна, как бы нехотя топталась, переваливаясь с боку на бок. Но движения ее были точны, она мягко принимала мяч, никогда не мазала. Это была настоящая толстушка: полные ноги, выразительный живот, небольшие, полные груди. Мартыну вспомнилась знаменитая картина Гойи.
– «Маха обнаженная», – тихо сказал он, наклонившись к Дзинтре.
– Да, пожалуй, – ответила просвещенная латышская девушка. – Однако, нехорошо засматриваться на женщину. Это может не понравиться ее кавалеру. Видишь, он вышел из кружка и идет к нам.
Мартын пожал веснушчатыми плечами. Он был парнем не робкого десятка. Спокойно стоял, ждал развития событий. Молодой человек, не спеша, как бы прогуливаясь, приближался к ним. Он был худощав, высок, строен и белокур. Прибалт, потомок викингов. Подошел близко, на расстояние двух шагов и уставился на Дзинтру, упер в нее оценивающий взгляд. То ли это была плотоядность – в нарушении неписаных правил нудистского пляжа, то ли, что верней, он возвращал Мартыну его мяч: ты рассматривал мою девушку, а я теперь в отместку рассматриваю твою. Артиллерист не стал вдаваться в причины такой наглости. Он вышел вперед, заслонил собой Дзинтру и твердым немигающим взглядом уставился в светло-голубые глаза молодого латыша. Тот нагло усмехнулся и, лениво развернувшись, отправился обратно – бить по мячу. Мартын обернулся. Дзинтра беззвучно хлопала в ладоши. Как же она была хороша! И как желанна! Вдруг стало ясно, что еще мгновение, и он опозорится прилюдно, и не было под рукой холодной воды охладить непокорную плоть. Стараясь не смотреть на свою подругу, Мартын решительно направился в раздевалку. Дзинтра поспешила за ним. Едва захлопнулась деревянная дверь каморки, тела их сплелись, и Дзинтра прошептала:
– Какой ты нетерпеливый, Мартын!
– Но я не могу, это свыше моих сил!
– А множество голых женщин разве не притупляет восприятие?
– У кого-то, может быть, и притупляет, у меня – обостряет, – прошептал Мартын и впился губами в ее грудь.
– Осторожно, не целуй так, синяк останется. Мы же голые на пляже!
Мартын пробежался губами по груди, достиг соска. Он взял его в рот и принялся посасывать и теребить языком. Руки его были заняты, они сжимали ягодицы девушки, и, казалось, не было в природе силы, способной прекратить это страстное пожатие.
– И пристроиться негде, наглея от страсти, прошептал Мартын.
Дзинтра между тем начинала трепетать: эти пожатия и манипуляции с сосками приводили ее в настоящее неистовство. Она подняла левую ногу, завела ее Мартыну за спину, рукой же нежно взяла пылающий член артиллериста и ввела его в себя, для чего понятливому кавалеру пришлось слегка присесть.
– О-о-ох! – пропела Дзинтра.
Мартын же выпрямился, оторвав девушку от дощатого пола, и продолжал соитие, держа даму на весу. Дама прижималась к нему всеми клеточками роскошного тела, обвив моряка руками и ногами, моряк же только слегка покачивался, широко расставив ноги, как на корабельной палубе во время шторма. Однако, ни один шторм, как известно, не длится вечно. Этот шторм в миниатюрной раздевалке тоже сменился штилем, и обессиленные любовники долго еще сидели рядом на короткой скамеечке, расслабившись и ничего не говоря, только голова девушки покоилась на крепком плече артиллериста. Едва обретя дар речи, Дзинтра произнесла: