Военно-медицинская акаМЕДия
Шрифт:
Невзирая на бритые головы, КМБ уже набирал свои собственные обороты. Физзарядка спозаранку, ходьба по-пластунски, полуполевые условия, мерзлота и вечный недосып. Ещё мы рыли километры траншей, мыли горы посуды, ходили и ползали в ногу, убирали конюшни (тогда они ещё были) и зарывали ещё свежие от лопаты траншеи. Всё как на флоте.
ИЗ СУДОВОГО ЖУРНАЛА
День двенадцатый
Сегодня подняли в 6.30. На зарядку. На улице шторм. Команда ещё не освоилась с новым курсом. Накопилась усталость. Ощущение, что ходим кругами. На самом деле ходим гуськом (собака
В конце августа несколько уставшие, но по-прежнему тёплые, все товарищи под предводительством взводных, ротных, старшины и начкура собрались и дружным строем, под аккомпанемент дождя, убыли на платформу, столь радужно принявшую их двумя месяцами раньше. Последний вздох, и подоспевшая электричка стремглав унесла нас в сторону основной базы Военно-медицинской Акамедии, грохотом залив всю привокзальную площадь и несколько близлежащих улиц.
Прикатив на Балтсрийский вокзал и ошалев от цивилизации, первогодки-академики спустились в метро. Резиновые ступени, катящиеся вниз, мраморные стены и декоративная лепнина лучших скульпторов столетия безоговорочно выделяли Боткинскую подземку среди остальных. Бесспорно, наше Царство много потратило бюджетных денег на подобное строительство. Сказочно много. Не один завод можно построить было бы.
Однако при виде метрополитена в голове сразу же появлялись и отрицательные эмоции. Многим почему-то необратимо вспоминалось, что в 1861 году в Англии (недалеко, кстати, от Дублина, а если быть точнее, то в Лондоне) была пущена первая ветка подземки. У нас же к тому часу только-только отменили крепостное право. И подумавшим так вдруг стало обидно за Державу. Улыбавшийся рекламный портрет не на шутку откормленного Наместника Валентина Матбиенко, обещавшего «диалог с городом», усилил эту обиду.
Утряся обидные чувства в вагонах подземки и добравшись до Акамедии, мы уткнулись в Пентагон.
Пентагон. Здание курсантского общежития в форме пятиугольника. Проект американского Пентагона в 1941 году один в один был слизан с академического. Имеет два КПП, большие чугунные ворота, смазанные мазутом (чтобы враги не пролезли, но пачкаются почему-то всегда курсанты), и два якоря, брошенные подле них. Внутренний сквер представлен беседкой и скромным семейством деревьев. Используется исключительно для нужд курсантов и их начальников.
В Пентагоне, в этом муравейнике, взрастившем не одну плеяду талантливых докторов, мы и имели честь поселиться. Первому курсу отводились помещения в отдалении от остальных обучающихся. Помещения эти представляли собой самую что ни на есть казарму. С длинным коридором посередине, палубой под ногами (у лётчиков взлёткой, у пехоты — плацем) и коечками по бокам. Всё как в армии. Но всё-таки это была не армия, а мы — не солдаты. Нашему братству присвоилась сладкая, дорогая сердцу должность: товарищи курсанты.
Нужно сказать, что курсанты Военно-медицинской Акамедии всегда отличались от остальных курсантов других военных училищ и институтов. Они славились не только своей смекалкой, чувством юмора и природной добротой, которую Сооружённые Силы изрядно пощипали, но и тем, что обучали их на два года дольше. В связи с этим и родилась классификация данного контингента военного сообщества, более точно характеризующая последних.
Итак, все курсанты Акамедии попадают
1- й курс — писатели,
2- й курс — читатели,
3- й курс — слушатели,
4- й курс — сочинители,
5- й курс — посещатели,
6- й курс — смотрители.
Поскольку седьмой курс уже считается курсом усовершенствования врачей и учатся на нём исключительно лейтенанты, то он попал в отдельную касту и данную номенклатуру обошёл. Почти. Эта группа оказалась в категории небожителей, поскольку сразу после выпуска практически все граждане обучающиеся распределяются по территории Сооружённых Сил и только тогда понимают, как же хорошо и тепло было за родимой пазухой. Очень тепло и очень хорошо.
Лекция 5 О ДОРОГОМ ТОВАРИЩЕ
Чистая совесть делает человека весёлым и довольным, но полный желудок делает это ничуть не хуже, и притом дешевле и с меньшими трудностями.
К сожалению, до седьмого курса всем нам оставалось неоспоримо далеко. Даже дальше, чем до Парижа (если в таком параметре измерять). До выпуска предстояло многое преодолеть. Нужно было освоить кучу дисциплин, пройти не один десяток кафедр, просмотреть не одну сотню больных и ещё много-много всего. Как бы счастливо ни произошло поступление, а практически сразу по прибытию в alma mater начались тяжёлые учебные дни.
Помимо академических занятий юношам-первогодкам приходилось привыкать и к особым условиям положения военной службы. Терпеть все тяготы и лишения, стойко и морально нести крест настоящего моряка и другую разную ерундень. Если сказать двумя словами: началась служба. Одним она давалась легко, некоторым — с прилагаемым усердием, а избранным — с определёнными трудностями.
Как-то быстро и почти без приключений приняли присягу и первое послеприсяговое увольнение. Вслед за последним, к счастью, курс не обнаружил ни одной потери, что обычно довольно часто случается. Ну, ты же знаешь, дорогой читатель, как легко Зелёному Змию напасть на столь беззащитное дитё природы, как первокурсник элитного военно-учебного заведения, пребывающий в долгожданном увольнении. Ведь только там эта гадюка хватает несчастного за горло, открыто бьёт по печени и выпивает литра два крови, отчего пострадавший никак не может встать с постели ранним служебным утром. Обескровленные ноги не держат, а в голове из-за отсутствия кислорода болтает, как будто в девятибалльный шторм.
Наш курс, ввиду того что носил статус морского курса, имел определённый иммунитет к аналогичной болезни и прочим вещам, так или иначе связанными с любым укачиванием и уштормливанием. Сутки отгула курса прошли без потерь. Ровно как и у следующих наших двух товарищей, никого не боявшихся и с увольнения вернувшихся вовремя.
Одного из двух представленных ниже друзей звали Димка Тарумян. Димка слыл парнем безобидным, происходил из военной семьи и имел достаточно худощавый вид (достаточный, чтобы вызвать жалость), что лишний раз подтверждало его чистое пролетарское происхождение. Второго товарища за его комический вид именовали кратко и просто — ходячий клоун. Официально же, глядя в национальный гражданский паспорт, выяснялось, что клоуна звали не иначе как Иван Кобаленко. Однако в отличие от Тарумяна Ваня вообще оказался психически неуравновешен, шизофренически агрессивен и катастрофически глуп. Через пару лет его таки перевели на лётный факультет, с которого, ещё через год, с геркулесовыми усилиями начальник факультета и отчислил Ивана вон. В Акамедию же Ивану Кобаленко помогла поступить самая любимая особь женского пола — родная мать, которая в отличие от наследника пользовалась гораздо большим количеством собственного мозга и связи имела не хилые.