Военное искусство в Средние века

Оман Чарлз

Все тот же Фалконбридж в крупном сражении на следующий день показал пример своего рода тактической хитрости, которая решила исход боя, когда обе стороны использовали одинаковые средства. Из-за вьюги, дувшей в лицо ланкастерцам, противоборствующие силы едва различали друг друга; имея это в виду, он приказал своим воинам продвинуться лишь на дальность стрельбы и там остановиться, сделав залп из луков. Ланкастерцы, увидев сыпавшиеся на них стрелы, естественно, заключили, что противник находится в пределах досягаемости, и ответили непрерывной стрельбой, но, поскольку они стреляли против сильного ветра, их стрелы не долетали до йоркистов на 60 ярдов. Полчаса такой стрельбы почти полностью исчерпали запасы стрел, так что алебардисты и тяжеловооруженные всадники Уорвика и короля Эдуарда могли продвигаться вперед без ощутимого ущерба от ланкастерских лучников. Подобная военная хитрость была возможна, если противники были отлично осведомлены о вооружении и способах военных действий другой стороны.

Что англичанам в XV веке было известно, что на континенте широко практиковалось спешивание крупных частей тяжеловооруженных рыцарей, тому есть достаточно свидетельств. Как пишут, потери ланкастерцев у Нортгемптона были чрезмерными,

«потому что рыцари отослали своих коней в тыл» и не могли спастись от преследования. Подобным же образом мы узнаем, что Уорвик спешился, чтобы возглавить атаку у Тоутона, и опять – с определенной достоверностью – у Барнета. Этот обычай объясняет значительность алебарды в рыцарском оснащении XV века: этим оружием всадники пользовались именно в пешем бою. Примеров такого применения больше чем надо; однако мы отметим один случай, который больше других произвел впечатление на летописцев сражения на Эджкотт-Филд. Сэр Уильям Герберт «геройски проявил себя в этом сражении, когда, спешившись, с алебардой в руках вместе с главными силами дважды прошел сквозь боевые порядки противника и вернулся, избежав смертельных ранений». Схватка, в ходе которой был совершен этот подвиг, была отмечена попыткой вновь выставить копейщиков против совместных сил лучников и конников. Йоркистам отчаянно не хватало легких войск, лучников в порыве раздражения отвел лорд Стаффорд, так что Пемброк и его североуэльские войска остались незащищенными. Последовал естественный результат: несмотря на сильную позицию королевских солдат, мятежники «стрельбой из луков скоро вынудили их спуститься с холма на равнину», где их, беспорядочно отступавших, затоптала конница северян.

На протяжении всей войны обе стороны, как правило, применяли артиллерию. Ее применение было решающим в сражениях при Тьюксбери и на Луз-Коут-Филд (1470). Мы также читаем о ней в описаниях сражений у Барнета и Нортгемптона, а также осад северных крепостей в 1462 – 1463 гг. Ее эффективность, как считалось, намного превосходила эффективность легкого огнестрельного оружия, о котором весьма мало упоминается [76] . Большой лук по-прежнему сохранял превосходство над аркебузой, и ему еще предстояло одержать верх в известных сражениях, особенно во Флодденском, где обе стороны повторили старые маневры Фолкерка, и шотландские копейщики еще раз были расстреляны чеширскими и ланкаширскими лучниками. Оказывается, что даже в царствие Эдуарда VI возглавляемые Кетом мятежники беглой стрельбой из луков разгромили посланный против них правительством отряд германских аркебузиров. Лук, как национальное оружие, не полностью вышел из употребления даже во времена королевы Елизаветы.

76

Утверждают, что Эдуард IV в 1470-х гг. держал в наемниках небольшое подразделение германцев с легким огнестрельным оружием. Более известен отряд из двух тысяч аркебузиров, которых лорд Линкольн привел в Стоук в 1487 г. Имя их предводителя, Мартина Шварта, осталось в балладах того времени.

Непосредственное влияние английской системы военных действий на общее развитие европейской военной науки заканчивается с окончательной утратой владений во Франции в 1450 – 1453 годах. (Кроме Кале – его вернули в 1598 г. (временно отвоевывался французами в 1558 г., захвачен испанцами в 1595 г.). – Ред.) С этого времени возможности контактов, ранее весьма частых, стали редкими и незначительными. Война Алой и Белой розы удерживала английских солдат дома, а после ее окончания миролюбивая политика Генриха VII вела к тому же. Генрих VIII оказывал влияние на политику континента скорее посредством дипломатии и субсидий, нежели редкими отправками войск, а во второй половине столетия особенности английской армии XIV и XV веков растворились в общем потоке перемен в искусстве ведения войн.

Глава 7

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Мы подробно рассмотрели две тактические системы, имевшие важнейшее значение в революционизировании военного искусства в Европе. Одна прослеживается от Моргартена до Ла-Бикокки, другая – от Фолкерка до Форминьи, и было показано, как преобладание каждой было в конечном счете прервано развитием новых форм боевых действий у тех, против кого они были направлены. Приписывая копейщикам (и алебардистам. – Ред.) Швейцарии и английским лучникам главную роль в ниспровержении феодальной конницы и в не меньшей степени самого феодализма (громко сказано. Замки феодальной знати позже сокрушали пушки – например, Людовика XI (правил в 1461 – 1483 гг.) или артиллерия русского царя Ивана IV Грозного в Ливонии (только с июня по октябрь 1558 г. под огнем русских пушек пали две мощные крепости, Нейгаузен и Дерпт, и 20 замков). – Ред.), мы не должны забывать, что тот же результат одновременно достигался другими способами в других частях Европы.

Видное место среди экспериментов в этом направлении занимают действия Яна Жижки и его командиров в Гуситских войнах первой половины XV века. В Чехии военные новшества были результатом общественных и религиозных потрясений. Восстал доблестный народ, охваченный доходящими до крайностей патриотизмом и религиозным рвением, движимый желанием прогнать вторгшихся германцев за Рудные горы, но еще больше движимый мечтами о всеобщем братстве и добытом мечом царстве справедливости. Была готова подняться на врага вся Чехия, но пока не было ясно, как противостоять подавляющей мощи Германии. Если бы судьба борьбы зависела от копий чешских дворян, она была бы безнадежной; дворяне могли выставить лишь десятки против тысячных сил германского феодализма. (Автор не разобрался. Королевство Чехия было богатейшей частью Священной Римской империи и могло выставить тысячи рыцарей, но все же меньше, чем вся Германия. – Ред.) Ополченцы из крестьян и горожан были не лучше, чем фламандские пехотинцы в сражении у Розебеке. Но задача использования этих сильных и готовых сражаться воинов досталась гениальной личности. Рыцарь Ян Жижка из Троцнова (Южная Чехия) приобрел военный опыт и ненависть к Германии, сражаясь

в рядах поляков против тевтонских рыцарей (был при Грюнвальде в 1410 г., воевал против турок в рядах венгров, сражался при Азенкуре в 1415 г. в английском войске. – Ред.). Он отчетливо понимал, что вести в бой совершенно необученных людей, плохо вооруженных копьями, цепами и косами, было бы безумием. У чехов не было ни единообразного вооружения (кроме рыцарей. – Ред.), ни своей тактики; их сила заключалась лишь в религиозном и патриотическом исступлении, настолько сильном, что в день сражения все разногласия исчезали, так что при виде врага самые необузданные фанатики были готовы объединяться и подчиняться. Было ясно, что, пока они не сравнятся по боеспособности с противником и не научатся владеть оружием, единственным шансом гуситов было занимать оборону. Соответственно мы узнаем о возводимых повсюду в первые месяцы войны укреплениях и приводимых в состояние обороны городах. Но это не все. Во время своей службы на Востоке Жижка был свидетелем военного приема, который, на его взгляд, можно было усовершенствовать и использовать.

[Русские практиковали защиту от налетов конницы с помощью обоза из повозок, сопровождавших армию в походе, которые при приближении противника можно было быстро поставить в круг. Русские князья обычно применяли такое построение, которое называлось «гуляй-город», т. е. передвижная крепость. Жижка приспособил это средство для использования в условиях гористой Чехии, сначала применяя деревенские телеги и фургоны, а позднее создавались специальные повозки, которые перевозили артиллерийские орудия и были снабжены крюками и цепями, с помощью которых соединялись друг с другом] [77] . Ясно, что эти военные повозки, когда их выстраивали в нужном порядке, были неприступны при кавалерийских атаках: каким бы мощным ни был удар одетого в доспехи рыцаря, он не мог пробиться сквозь дубовые доски и железные цепи. Поскольку гуситам больше всего приходилось страшиться нападения германской конницы, сражение было наполовину выиграно, когда был найден способ противодействия. А с германской пехотой чехи могли справиться без особой подготовки.

77

Блестящее описание тактики гуситов см. в кн.: Denis Е. Hus et la guerre des Hussites. Paris, 1930.

Можно подумать, что выдумка Яна Жижки на протяжении всей войны, да и в каждом сражении, обрекала чехов на оборонительные действия; это, однако, было не так. После окончательного завершения система приобрела удивительно целесообразные формы. Была создана специальная служба возчиков, от умения которых зависело все. Они непрерывно тренировались, учились быстро и точно управляться с повозками. Пишут, что они по команде строили круг, квадрат или треугольник, затем быстро распрягали лошадей, оставляя повозки в нужном положении; оставалось только соединить их цепями. Закончив, они занимали место в центре ограждения. Построение всей армии опиралось на повозку как боевую единицу: к каждой, кроме возчика, выделялось подразделение примерно в двадцать человек, часть которых составляли копейщики и воины с цепами, остальные были вооружены метательным оружием. Первые располагались позади цепей, соединявших повозки; последние стояли на повозках, обстреливая с них противника. С самого начала Ян Жижка твердо решил внедрить в Чехии огнестрельное оружие. В конце концов почти треть чехов были вооружены легким огнестрельным оружием, а каждое соединение сопровождала мощная артиллерийская часть.

Гуситская армия на марше соблюдала установленный строй. На сравнительно открытой местности армия двигалась пятью параллельными колоннами. В средней находились конница и артиллерия, с каждой стороны по две колонны повозок, сопровождаемых приданной им пехотой. Две внешние колонны были длиннее тех, что двигались рядом с конницей и орудиями. Имелось в виду, что последние в случае внезапного нападения образуют фронт и тыл огромного вытянутого строя, а длинные колонны образуют его фланги. Чтобы более коротким колоннам продвинуться одной вперед, а другой назад, не требовалось много времени, и, получив несколько нужных минут, гуситский боевой порядок становился завершенным. Выполнение этого маневра достигло такого совершенства и точности, что, как нас заверяют, чешская армия вклинивалась в гущу германского войска, чтобы разобщить его части, и находила достаточно времени, чтобы в критический момент образовать свой обычный боевой порядок. Единственной реальной угрозой был огонь артиллерии, который мог разрушить колонну повозок; но и сами гуситы были хорошо обеспечены орудиями, которые, как правило, были в состоянии подавить батареи противника. Никогда еще тактика «лагеря» не достигала такого совершенства; не будь у нас столь многих свидетельств побед гуситов, мы бы не решились поверить, что Средние века могли породить систему, успех которой всецело зависел от такой способности четко исполняемых действий, обычно считающихся присущими современным армиям. (Чехи последовательно разгромили пять Крестовых походов против них. Страх перед непобедимостью чешского войска доходил до того, что в 1431 г. при Домажлице, куда немцы привели 100 тыс. воинов, в том числе 8200 рыцарей, произошло следующее. При неожиданном подходе большого чешского войска под командованием Прокопа Большого (50 тыс. пехоты, 5 тыс. конницы, около 3 тыс. повозок и свыше 600 орудий) кто-то панически закричал: «Прокоп идет!» Этого было достаточно, чтобы феодальное войско бросилось бежать. Чехи захватили лагерь крестоносцев, 2 тыс. повозок и все 150 немецких бомбард. – Ред.)

В Чехии XV века, как и в Англии XVII, фанатизм приводил не к беспорядку, а к строгой дисциплине. Вся страна делилась на округа из двух частей, попеременно выделявших на военную службу все взрослое население. Пока одна половина сражалась, другая оставалась дома, обязанная обрабатывать свою землю и землю своих соседей. Таким образом, действовал всеобъемлющий закон о воинской повинности, и отсюда понятно, почему небольшое государство было способно выставить многочисленное войско. (Чехия была процветающей. Ее население, как и население Германии, уменьшилось в несколько раз в ходе Тридцатилетней войны 1618 – 1648 гг. – Ред.)