"Военные приключения-2". Компиляция. Книги 1-18
Шрифт:
Женщина остановилась у порога, прижав к груди сумку, казавшуюся в ее руках почти игрушечной, и неуверенно спросила:
— Простите, это вы будете товарищ Коршунов?
— Я. Проходите, пожалуйста, — ответил Сергей, вставая.
— Ой! — Женщина всплеснула пухлыми руками. — Ну, конечно, это вы! Как же я сразу не узнала. Ну, абсолютно вы, просто вылитый. Знаете, — словоохотливо продолжала она, подходя к столу, — это так интересно — увидеть вас вдруг живым. Я теперь всем буду рассказывать. Тамара Георгиевна, моя напарница, мы вместе работаем, не верила, что это вы. Говорит: «Однофамилец». Это
Сергей не сразу справился с этим потоком слов.
— Разве мы с вами встречались? — удивленно спросил он.
— Как сказать, — игриво ответила Ольга Игоревна, опускаясь на стул. — Вы со мной, конечно, не встречались…
«Иначе я бы тебя надолго запомнил», — подумал Сергей.
— А вот я с вами встречалась, — продолжала Ольга Игоревна. — Я видела ваш портрет. В газете. Вы там такой серьезный и совершенно молодой. Ну совершенно. У нас в редакции все девочки в вас влюбились, имейте в виду. И какой очерк о вас был написан! Боже, какой очерк! Даже наш редактор на летучке говорил: «Вот какой материал нам нужен». А он у нас ужасно требовательный. И горячий. Если что не так, он просто на люстру кидается. Однажды, вы можете себе представить…
— Одну минуточку, Ольга Игоревна, — взмолился Сергей. — Вы мне потом все расскажете. Я вас пригласил, чтобы поговорить о вашем брате.
Оживление мгновенно исчезло с ее полного лица, она остановилась на полуслове и растерянно посмотрела на Сергея.
— О… брате?… О… Лёне? — прерывающимся голо сом, словно проглатывая одну косточку за другой, переспросила она.
Из глаз ее вдруг потекли слезы. Ольга Игоревна громко всхлипнула и, торопливо достав из сумки платочек, прижала его к глазам. Но сдерживаться у нее не было сил, она просто захлебывалась в слезах и не могла произнести ни слова. В конце концов она разрыдалась так бурно и громко, что в дверь даже заглянул кто-то из сотрудников.
Сергей стоял возле нее, держа в руках стакан с водой, и безуспешно пытался унять этот поток слез.
Наконец он поставил стакан, обошел стол и опустился и кресло. Закурив, он решил, что все средства исчерпаны и остается только ждать. Это было самое верное решение. Постепенно рыдания начали утихать, словно костер, и который больше не подкидывали хворост.
— Это ужасно, ужасно… — простонала Ольга Игоревна, вытирая распухшие от слез глаза, мокрые щеки ее тряслись. — Вы не можете себе представить, сколько горя он нам принес… Это незаживающая рана… Ради бога, простите, об этом нет сил говорить спокойно… Вы только подумайте! Был такой хороший мальчик, красивый, умный, сильный. Мы так гордились им. Он был один из первых в школе. И вдруг… после смерти отца… Лёня его обожал. Он просто молился на него. И так хотел с отцом, жить. Но папа был геолог. И все время уезжал и экспедиции. А Лёня не мог простить маме, что она ушла. Он ее возненавидел после этого. Я говорила: «Лёнечка, ну так нельзя. Это же все-таки мама». Он только грубил. И ничего не хотел слушать. А потом… эта отрава… этот ужас…
У нее не было сил говорить, она уже не плакала, она только задыхалась от волнения, ей не хватало воздуха. Полное лицо побледнело, на лбу обильно выступил пот.
Сергей вскочил. Надо было вызывать врача.
Ольгу Игоревну на машине отправили домой. Перед этим ей сделали укол, принесли кислородные подушки. Врач, измерив кровяное давление, озабоченно покачал головой.
Сергей после этого долго еще ходил по кабинету, стараясь успокоиться.
Потом вызвал на допрос Чуприна.
Тот вошел, все так же сутулясь, заложив за спину руки, шаркая спадавшими, без шнурков, ботинками. Подойдя к столу, он с усилием, опираясь руками о худые, острые колени, опустился на стул.
Сергей некоторое время молча смотрел на него.
Чуприн сидел, безвольно опустив голову, морщинистое, измученное лицо его с впалыми щеками ничего не выражало, тусклые глаза неподвижно и равнодушно уставились в какую-то точку на полу.
— Ну что, Леонид, будем говорить? — спросил наконец Сергей.
Тот, не меняя позы, молча передернул плечами.
— Я должен тебе сказать, — продолжал Сергей. — Ты не убивал Гусева. Понял? Не убивал.
— Убил… — тихо произнес Чуприн, не поднимая головы.
— Нет, Леонид. Все было не так.
— Убил, — уже твердо повторил Чуприн.
— Нет. Это доказано. В тот вечер, на Цветочной, ты вылез из машины и пошел домой. А в нее сел другой человек. Вот он-то…
Чуприн вдруг поднял голову и пристально посмотрел на Сергея.
— Кто этот человек? — спросил Сергей. — Скажи, кто он.
Но Чуприн только молча покачал головой и отвел глаза.
— Он дал тебе гашиш, — продолжал Сергей. — Он целый день возил тебя на машине по городу. А вечером велел сесть к Гусеву и ехать домой. Он ведь так и сказал: «Теперь поезжай домой». Сказал?
Чуприн слабо кивнул головой, но тут же, словно спохватившись, снова поднял измученные глаза на Сергея и тускло, устало произнес:
— Хватит… я убил… и все тут… Я…
— Кто был этот человек? — повторил Сергей, чувствуя, что не в силах пробиться сквозь эту чугунную усталость и безмерную, смертельную апатию.
Чуприн молчал.
Сергей достал из папки с делом записку, найденную в машине Гусева, и показал ее Чуприну.
— Смотри. Ну, смотри же.
Чуприн с усилием поднял голову, взглянул на записку. На лице его ничего не отразилось.
— Тебе известна эта записка?
— Не знаю… Не моя…
— Ну, а кто такая Дина, ты знаешь? — снова спросил Сергей.
— Кто ее знает… — равнодушно ответил Чуприн.
— Вот погляди. Может, вспомнишь?
Сергей достал фотографию девушки, обнаруженную вбумажнике у Гусева.
Нет, Чуприн ничего не вспомнил. Скорее всего, он действительно не знал эту девушку.
— Ну что ж, Леонид, — сказал Сергей. — Тогда все. Не хочешь ты нам помочь, не надо. Того человека мы все равно найдем. А тебя будем лечить. Обязательно лечить; Гусева ты не убивал. Ты только себя убиваешь. И еще Олю…
Чуприн поднял голову. Впервые в глазах его мелькнула какая-то мысль, тревожная, взволновавшая его мысль.
— А ей-то чего? — хрипло спросил он.
— Она же тебя любит. Брат ведь ты ей. Родной брат. — Сергей досадливо нахмурился. — Она была у меня. Если бы ты видел, как она плакала…