"Военные приключения-2". Компиляция. Книги 1-18
Шрифт:
В «Палас-отеле» пожилой портье бегло оглядел Пашину фигуру, чемоданы и снова опустил голову к бумагам. Паша извлек из кармана довольно тугой бумажник. Портье оторвался от бумаг, взглянул еще раз на Пашу и на чистом русском языке устало спросил:
— Желаете получить номер?
— Иес, — ответил Паша достойно. — Оф корс. Одноместный.
— Вы не из Нижнего, случайно? — поинтересовался портье.
— Да господь с вами? — обиделся Паша. — Я москвич.
— Ну-у? — Портье еще раз оглядел Пашу с ног до головы. — И надолго в наши края?
— Как дела пойдут, —
— Обращайтесь в эмигрантский комитет, — посоветовал портье. — Они оказывают помощь беженцам.
— Я не беженец, — высокомерно ответил Паша. — Я уехал. Это большая разница.
Номер Паше понравился. Он покачался на кровати, пощупал занавески, открыл шкаф и заглянул в него. Прошел в ванную. Там он поочередно открутил краны, попробовал воду пальцем, посмотрелся в зеркало.
Когда Паша вышел из ванной, горничная поправляла постель. Он поздоровался с ней, она приветливо ответила. Паша счастливо потер руки, потом неожиданно для самого себя наградил горничную шутливым шлепком. Та посмотрела на него удивленно, но тут же улыбнулась и, уходя, уже в дверях, мило погрозила пальцем. В ответ Паша послал ей воздушный поцелуй.
Паше захотелось сделать что-нибудь этакое, крикнуть, что ли, от радости, но кричать Паша не отважился. Схватил со стола свою шляпу, широким жестом пустил ее по номеру и запел первое, что пришло в голову:
Белая армия, черный барон Снова готовят нам царский трон...Вот и началась она, Пашина заграничная жизнь.
10
14 мая 1927 года, ранним утром, из дверей отеля «Палас» вышел молодой человек. Он был одет в шелковую рубашку и защитного цвета брюки до колен; белые гольфы, коричневые ботинки на толстой подошве завершали его элегантный туалет. Это был Паша Фокин. Увидев в стекле витрины свое отражение, он поправил сбившуюся набок шляпу и не спеша двинулся дальше.
Так он дошел до кабаре «Лотос».
— Лё комитэ дезэмигрэ? — спросил Паша, вопросительно уставившись на человека, сидевшего у дверей. Тот не понял. — Лё комитэ дезэмигрэ? — еще раз повторил Паша. — В эмигрантский комитет как пройти?
— Так вы русский? Сразу бы и говорили, — недовольно сказал Шпазма, гревшийся с утра на солнышке у дверей «Лотоса». — Прямо и налево, там спросите.
Паша прочел вслух вывеску над входом:
— «Веселый Фан Ючунь не прощается с вами!» Придумают же! Это не вы, случайно?
— Пока нет, — усмехнулся Шпазма.
Паша иронически хмыкнул:
— Предел ваших мечтаний!.. — Он приподнял шляпу: — Честь имею...
Эмигрантский комитет оказался действительно недалеко. Он располагался в старом, неказистом здании, и, если бы не вывеска, вряд ли можно было бы догадаться, что в таком доме находится официальное учреждение.
В накуренной комнате, куда заглянул Паша, сидели три человека: двое — в штатском, третий — в поношенной форме армейского офицера,
— Мне председателя! — бойко потребовал Паша, остановившись на пороге.
— Его нет, — вежливо ответил один из штатских. — А вы по какому делу?
— Насчет работы. Я инженер. Мне сказали, что ваш комитет помогает приезжим.
— Беженцам?
— Я не беженец. Я не бежал, а у е х а л. Без политических мотивов. Просто взял и уехал. Вот мой паспорт.
— Так вы господин Фокин? — просиял второй, в пенсне, глядя на Пашу восторженными глазами. — Вы не удивляйтесь, у нас каждое новое лицо на виду. Мы уже про вас выяснили. Вы ведь в отеле «Палас» остановились, не так ли?
— Правильно, — подтвердил с достоинством Паша. — Именно там. В отдельном номере. Только не «господин Фокин», а гражданин, гражданин Фокин.
— Левашов. Заместитель председателя, — представился человек в пенсне. — А это Артемьев, член комитета. — Он указал на соседа. — Ну и Федоровский Дмитрий. — Левашов многозначительно улыбнулся в сторону поручика. — Выполняет у нас важнейшие функции...
Артемьев кивнул, а Федоровский и бровью не повел, недружелюбно оглядел Пашу бесцветными, чуть навыкате, глазами.
Левашов радостно потер ладони и произнес о энтузиазмом:
— Это чертовски хорошо, что вы пришли, господин Фокин!
— Гражданин, — угрюмо перебил Федоровский.
— Да, простите, гражданин Фокин. Так вот, мы сами хотели к вам идти. У нас ведь к вам, так сказать, деловое предложение. В этом году, как вы знаете, большевики намереваются праздновать десятилетие своей революции. Видите ли, Павлик... ничего, что я вас так называю? — Он залился мелким смехом, обнажив при этом редкие зубы. — Так вот, Павлик, имейте в виду, у нас тут просто, мы как одна семья. Поскольку вы...
— Наше самое свежее поступление, — опять угрюмо вставил Федоровский.
— Митя! — поморщился Левашов. — В общем, вы самый новый из прибывших, и мы бы хотели вас просить выступить перед соотечественниками с рассказом о жизни в России, о положении интеллигенции, оставшейся в этом ужасе...
— На сцене, значит, выступать? — перебил Паша.
— И на сцене. Прочтете несколько лекций...
— А сколько заплатите?
— Павлик! — укоризненно покачал головой Левашов. — Это ваш святой долг, и грех брать с людей деньги за возможность услышать правду о родной земле... Вы же просите нас помочь вам с работой, вот и мы просим помочь нашему общему делу.
— Нет, — после некоторой паузы ответил Паша. — Я вне политики. Я инженер и уехал без всяких политических мотивов. Мне и там все нравилось и здесь. Я ни в какую борьбу не встревал и уехал-то потому, что не хотел никуда встревать.
— Вот видите, — обрадовался Левашов. — Значит, все-таки заставляли «встревать»? Вот об этом и расскажите.
— Кто вам сказал, что заставляли? — возмутился Паша. — Я сам, понятно? Сам! Взял и уехал. Это вы заставляете: мы тебе работу, а ты иди и на сцене представляй!.. Я свободный человек, что хочу, то и делаю, что думаю, то и говорю! Я инженер, а не поручик!