Военные приключения. Выпуск 3
Шрифт:
А день тем временем попер, как на свежих дрожжах, выправился, замешав из света и влаги — взамен канувшей тьме — высокий плотный туман.
— Уходим под облачность, — объявил экипажу командир.
На миг высвободился от хмари и мороси, проглянул снизу порядочный кусок моря, в котором игрушечно, точно уменьшенной копией, обрисовывался красивыми строгими обводами и резал вспененную форштевнем воду пограничный сторожевик.
Однако и новый вираж, явив на миг впечатляющую картину мощного хода корабля, оказался холостым, не принес желанного результата, наоборот, лишь гасил в душах экипажа не покидавшую их прежде
— Борт! — в самый подходящий момент прорезалась с земли команда. — Вам возвращаться. Дальше работает «ласточка».
«Спасибо, понятненько, — облегченно вздохнул командир. — Дело, похоже, оборачивается нешуточно».
Он положил машину на разворот, к берегу.
«В принципе верно, что штаб округа решил задействовать Ан. Видимо, придется утюжить не только бухту, но и морское пространство, а покрыть быстро такое расстояние нам одним не под силу…»
Ан-24, поднятый с далекого аэродрома, уже п и л и л навстречу, скоро должен быть на подходе, и получалось, что два экипажа как бы обменивались в воздухе рукопожатием, как бы передавали друг другу границу и все, что на ней было, из рук в руки.
Только и время не стояло на месте, летело с катастрофической быстротой. Перевалило за полдень, и взявшийся было обманно разгуливаться день снова скис, пожух, как пожухает тронутая морозом листва. Унылая и однообразная, снова придавливала землю кропящая водяная ерунда и выволакивались незаметно, будто из-за угла, новые сумерки и новая ночь, уже почти не оставлявшая шансов на успех.
Везение или нет, но «ласточке» посчастливилось больше, чем экипажу вертолета. Когда машина попала в болтанку, словно ее катили по стиральной доске, под ее брюхом мелькнуло нечто, сразу зацепившееся за внимательный взгляд.
— Похоже, цель, командир! — с порога внезапно распахнувшейся двери в салон объявил борт-техник Лопухов.
— Конкретней, что именно: бочка, бревно, буй?
Назвать конкретней — значило не оставить себе права на ошибку, на тот же простой оптический обман, которыми изобилует море и постоянно висящая над ним влага. И Лопухов угасшим голосом протянул:
— Затрудняюсь. Цвет будто мелькнул оранжевый. Чуть бы спуститься…
В такой ситуации не грешно было и примерещиться: экипаж работал предыдущие сутки, только-только вернулся с планового облета границы, не успел разбрестись по домам: «Воздух!» И снова небо, и снова перепады высот — далеко ли до галлюцинаций, до оранжево-красных кругов?..
Но существовало железное правило границы: не оставлять непроверенным ничего, что заслуживало внимания. И «ласточка», метя прямо в оловянно-жестяно-ртутную стынь, круто пошла вниз. На вираже, в выгодном для экипажа ракурсе, летчики почти одновременно различили дрейфующее плавсредство — обыкновенный спасательный плот, каким комплектуются все корабли на случай бедствия. А уж обозначить его для перехода было делом чистой техники.
«Ах, Лопушок, ну, глазастый…» — причмокнул с особым удовольствием командир, чуя сердцем близкий конец и поиску, и выпавшей на его долю гигантской нервотрепке, и скорое возвращение людей на материк, отгороженный от здешних переменчивых мест не столько географией, сколько невыгодными условиями
— Радист, сообщите на корабль: цель наблюдаем. И пусть поторопятся, скоро стемнеет. Координаты…
Неуправляемый плот перекатывало с волны на волку, но чаще швыряло зло, с размаху, будто море наказывало за легкомыслие и небрежное к себе отношение беспечных людей.
— Проклятье! — стонал Джеймс, закусывая губы. — Делай же что-нибудь с мотором! Нас же пронесет мимо корабля! Ты что, дьявол, оглох?
У Рыжего сил отвечать не хватало. Привычный к морю и качке, он сломался, на удивление, раньше сухопутного пассажира и сейчас лениво, как бы нехотя отбивался от запасной канистры с бензином, все наезжавшей и наезжавшей на него немалой тяжестью, царапавшей ногу грубой самодельной заглушкой.
Сквозь чередующиеся удары воды, уже ко всему равнодушный, он уловил посторонний шум, который заставил его встрепенуться, но не покинуть нагретое спиной место у борта. Он повернул серое от невыносимой качки лицо к овальной бреши тента, прислушался.
— Кажись, по нашу душу, — произнес он мрачно, скорее для себя.
— Что по нашу душу? Где? — Джеймс подгреб на коленях, оттолкнул в сторону Рыжего, намереваясь первым обнаружить судно — грезившийся ему и в забытьи океанский лайнер.
— Там… — Рыжий выставил указательный палец в потолок и был в эту минуту похож на пророка. — Не слышишь? Летают…
И тут сквозь пустоту в сознании, сквозь безразличие и отрешенность до него дошло, что ищут не просто заблудившихся, не просто попавших в беду людей, а нарушителей. Пограничный корабль рано или поздно выйдет на цель, каковой для него сейчас был плот, и когда на борту обнаружится посторонний, неведомо как проникший на остров, всплывет и все остальное, и тогда вряд ли поздоровится взявшему чужака в море владельцу плота. Второй на этой посудине лишний, оформилось в его затуманенном мозгу, и от второго, чтобы уцелеть самому, надо избавиться как можно скорей.
Хищно глядя на узкую спину пассажира, он понял, что пришла долгожданная минута, которую он с самого начала лелеял и старательно оберегал, чтобы не обнаружить ее раньше времени. И Рыжий начал медленно подниматься с колен, чтобы наверняка, одним ударом расправиться со свидетелем.
Оглохший от ударов волн, но вовсе не потерявший рассудок, Джеймс чутьем уловил неладное, понял, что сейчас произойдет. Он стремительно обернулся, и момент был упущен. Рыжий покачивался на полусогнутых ногах, и поза его со стороны выглядела нелепой, а несуразные руки как бы сами собой шарили по днищу в поисках опоры, не сообразуясь с движениями тела и выдавая намерения Рыжего с головой.
— Сволочь! — со свистом прошипел Джеймс, отодвигаясь от проема под надежную защиту тента на выгнутых полусферой дугах. — Чистеньким захотел остаться, мразь! И ты думаешь, тебе удастся выкрутиться? Наверно, ты забыл, что на песке остались не только твои, но и мои следы?
Рыжий смотрел озадаченно, размышляя. Это была правда, и этого он не учел. Но ярость уже клокотала в нем, выплеснулась наружу, и погасить ее уже было не так-то просто. Самоуверенный чужак действовал ему на нервы, как бы подсказывал, сам звал, чтобы с ним расправились, и Рыжий вовремя вспомнил о пистолете, прихваченном на всякий случай, потянул из кармана удобную рифленую рукоять.