Военные приключения. Выпуск 4
Шрифт:
Величие ли звездного неба было тому причиной или он уже совсем не мог избавиться от своих дум, только мысли его потекли по привычному руслу. «Всегда одно событие вытекает из другого», — вспомнил он слова Прохорова. Древние дикие люди должны были все больше осознавать необходимость самодисциплины, подчинения индивидуальных капризов воле семьи племени, воле коллектива.
Коллектив! Туликов даже привстал, таким всеобъемлющим и все объясняющим показалось ему это слово.
Коллектив. Переход от стадности к коллективности, способность создавать коллектив — вот что дало силу и жизнеспособность
— Товарищ капитан третьего ранга!
Голос часового был тревожный, и Туликов пошел к палаткам. Слабая заря уже подсвечивала горизонт.
Часовой показывал рукой в едва посветлевшую даль.
— Идет кто-то.
— Доложите мичману, да побыстрей!
В серой мгле двигались два темных пятна.
Мичман Смирнов выскочил из палатки с автоматом в руке.
— В ружье! — тихо приказал он. — Поднимай всех, только без шума.
И тут грохнул взрыв, сухой, короткий, словно где-то резко хлопнула дверь. Выскакивая из палаток, матросы и старшины прыгали в неглубокие окопы.
Вдали затрещал автомат. Потом стрельба резко оборвалась и послышались тихие, приглушенные расстоянием крики, едва пробивавшиеся сквозь шум прибоя.
— Йа руфака! — наконец разобрал Туликов. — Товарищи! К нам обращаются.
— А вдруг провокация?
На песчаной проплешине выделялась фигура человека, согнувшегося над чем-то темным, бесформенным.
— Йа руфа-ака-а! — снова донеслось издали.
— Что-то случилось, — сказал Сурков, смотревший в бинокль. — Арабские военнослужащие. Во всяком случае, в арабской форме. Мичман Смирнов, старший матрос Грицко — за мной!
Он побежал по тропе.
На песке, скорчившись, лежал арабский солдат. Возле него стоял на коленях ефрейтор с одним угольником на рукаве и плакал, размазывая кулаком слезы. Ефрейтор поднялся, и Сурков увидел, что солдат ранен: на куртке и брюках расплывалось черное пятно крови.
— Что случилось? — крикнул Сурков, забыв, что арабы не поймут его.
Ефрейтор указал автоматом на песчаную отмель. Из быстрой пантомимы ефрейтора, из вихря слов — арабских, английских, русских — Сурков понял, что произошло. Солдат, идущий впереди, как это они обычно делали по утрам, бросил в воду гранату, граната ударилась о риф, отскочила и взорвалась в воздухе, ранив осколком солдата. Ефрейтор стал стрелять, рассчитывая привлечь внимание русских моряков.
Приказав отнести раненого к палаткам, Сурков задержался, осмотрел отмель и прибрежные камни. Ничего подозрительного. Вернувшись к палаткам, он увидел арабского ефрейтора в кругу матросов, наперебой угощавших его сигаретами. Ефрейтор улыбался широко и бессмысленно, как улыбаются люди, ничего не понимающие
В палатке старшина Светин бинтовал раненого солдата.
— Бедро порвало, — сказал он. — Но кость, кажется, цела.
Солдат, бледный как полотно, длинный, растянувшийся на всю раскладушку, нервно мял в руках свое кепи и испуганно поглядывал на офицеров.
— Кто они? Как на остров попали? Надо выловить, — сказал Сурков.
— Уже выяснили, — облегченно отозвался Гиатулин. — Ефрейтор немного говорит по-английски. Пограничники они. В отлив перешли сюда по мелководью с другого острова. К нам шли, за водой. Воды у ник нет. Да теперь уж не до воды. В госпиталь надо солдата.
— В госпиталь надо, — эхом повторил Сурков а поглядел на Туликова. — Как вы?
— Терплю вроде.
— Баркас — слишком долгое дело. Да и не пойдет он, пока море не успокоится. Вертолет надо вызывать.
Вертолет прибыл через час, прошелся над палатками, заглушая монотонный шум волн, и завис неподалеку, там, где у руин старого маяка была площадка поровнее. Туликов выбрался из палатки и стоял, согнувшись от боли. Летчик, приоткрыл дверцу, махал сверху рукой и что-то кричал. Из широкого подбрюшья вертолета вывалился человек, отстегнулся от тросика и побежал к палаткам. Туликов узнал в нем корабельного врача Плотникова.
— Какого черта! — закричал Плотников еще издали. — Чего не несете раненого?
— Ждем, когда вы сядете, — сказал Сурков. — Не будет посадки. Запрещена посадка.
— Как это запрещена?
— А вот так! Арабы неба не дали. Нет сегодня полетов. Только нас и выпустили без права посадки.
— Но ведь их раненый…
— Где он? — перебил его Плотников и побежал в палатку. — А, это вы? — остановился он, увидев Туликова. — Ну как?
— Побаливает.
— Погодите, я сейчас.
Через минуту он вышел из палатки, на ходу застегивая чемоданчик. Матросы вынесли раненого прямо на раскладушке. Под придирчивым взглядом арабского ефрейтора Плотников усадил раненого в кресло, и тросик быстро втянул его в темный люк.
— Теперь вы! — крикнул Плотников на ухо Туликову, когда тросик с креслом выпал снова. — Давайте, давайте, нельзя вам тут оставаться. Аппендицит только для врачей легкое дело. Для врачей, но не для больных.
Все устроились в тесном пространстве за спинами двух пилотов. Вертолет, надсадно гудя двигателем, с трудом набирал высоту. Туликов видел в маленькое квадратное окошечко, как гидрографы махали им руками. Мутная пелена затягивала горизонт, море было не голубым, каким он привык его видеть, а темным и бурным — неприветливым.
И тут он вспомнил о воде, толкнул пилота.
— Воду почему им не оставили? — крикнул он в оттянутый наушник. — У них воды нет. Должны были привезти.
— Про воду не было приказа. Нас по тревоге подняли. Даже горючее недобрали. С половиной бака идем.
Туликов кивнул.
— Почему запретили полеты?
Пилот пожал плечами и поднял глаза к небу, дескать, один аллах об этом знает, потом кивнул на маленький календарик с зачеркнутыми цифрами, приклеенный к стойке.
— Праздник сегодня, пятница. По пятницам они не воюют.