Военные приключения. Выпуск 5
Шрифт:
— Но полочане еще не у твоих врагов, великий князь, — тихо сказал Адомас, отводя глаза в сторону. — Они еще в Литве и целиком в нашей власти. Ведь под твоим началом не только те восемь тысяч воинов, что ушли на западное порубежье.
— Я дал русичам княжеское слово, что не трону их.
— Разве обязательно тебе самому вести воинов? Или нет у тебя верных воевод, которые могут не знать о данном тобой слове?
Тяжелый взгляд великого князя заставил Адомаса съежиться.
— Боярин, сегодня русичи подарили мне и тебе жизнь. Я, великий литовский
Они сидели рядом на старом, поваленном ветром дереве. В десятке шагов от них хрипели и били копытами кони, на которых прискакал князь Данило со своими людьми. В отдалении, на поляне, горел костер, вокруг которого виднелись дружинники боярина Боброка.
— Князь, что заставило тебя скакать ко мне? — тревожно спросил Боброк, стараясь рассмотреть в темноте лицо Данилы. — Ведь знаешь, что после ухода полочан к Андрею Ольгердовичу вокруг твоей усадьбы полно глаз и ушей боярина Адомаса.
— Знаю, боярин, только не было времени ждать твоего человека, а своего посылать опасно: неровен час, схватят его ищейки Адомаса. Вот и пришлось скакать самому, надеясь, что на меня они без ведома Ягайлы напасть не посмеют. Как видишь, так и случилось.
— Что за известие ты привез?
— Беда, боярин. Вчера прибыли к Ягайле гонцы с русского порубежья с вестью, что князь Дмитрий оставил в Москве лишь брата Владимира Серпуховского с малым войском, а сам со всей русской ратью двинулся через Коломну против Мамая. Уже сегодня Ягайло приказал готовить свое войско к походу. Того и гляди, каждую минуту может навалиться на Ольгердовичей или направиться на соединение с Ордой. А московской рати еще далеко, ой как далеко до Дона.
Боброк опустил голову, невесело усмехнулся.
— Торопится Ягайло, торопится. Знает, что у князя Дмитрия втрое меньше сил, чем у Мамая, а потому страшится, что хан московского князя один разобьет и Литву не у дел оставит. Вот и не хочет в случае татарской победы свою часть добычи упустить.
— Неужто он решил не дожидаться гонца, которого Мамай должен прислать ему перед походом на Русь?
— Кто знает, князь. Ягайле сейчас не до ордынских грамот. Ему надобно не опоздать и себе кусок русской земли отхватить.
От рязанского князя Олега, преданного общерусскому делу, однако в силу обстоятельств вынужденного играть роль союзника Мамая, князь и боярин уже знали содержание той грамоты, что отбили их сотники с Дорошем на степном литовском порубежье. Две недели назад литовские и рязанские послы встречались с ордынскими посланцами и договорились, что все три войска должны соединиться на Дону первого сентября. В грамотах, посланных в Рязань и Литву, Мамай сообщал, что в его планах ничего не изменилось. Но поскольку наемная итальянская пехота, навербованная в Генуе, прибыла позже, чем обещала, он вынужден задержать выступление на Русь на несколько дней. Поэтому он пришлет князьям Олегу и Ягайле еще одно сообщение уже об окончательном месте и времени их встречи.
Вот
Боброк пристально поглядел на собеседника.
— Многое мы с тобой сделали, князь, дабы подольше задержать Ягайлу в Литве, да, видно, не все. Самый решающий момент наступил сегодня. Дня три еще простоять бы Ягайле в Литве, и для Руси он уже не страшен. Пусть делает что хочет: судьба Руси решится на берегах Дона без его участия.
Князь Данило тронул длинные усы, медленно, с расстановкой заговорил:
— Эти три дня нам не подарит никто, придется их самим вырывать у Ягайлы. Для этого остался только один выход — надобно посылать с письмами Иванко.
— Иванко? — тихо переспросил Боброк. — Последнего верного человека, который начал служить мне на Волыни и уцелел до сей поры.
— Да, его. Скажи, боярин, разве ты раздумывал бы о собственной жизни, ежели бы от тебя зависела судьба Руси?
— Нисколько, князь. Ибо нет большей чести для воина, чем умереть за родную землю.
— Тогда не будем терять времени.
Он громко хлопнул в ладоши, и перед ним выросла фигура одного из сопровождавших его дружинников.
— Десятский, сходи к огнищу. Скажи боярскому человеку Иванке, что боярин Боброк кличет его к себе.
Когда дружинник заспешил к костру, князь Данило спросил:
— Не выйдет ли у нас промашки с письмами? Уж больно хитер и недоверчив Адомас.
— Послания писаны самим Андреем Ольгердовичем, его почерк ведом Ягайле и Адомасу. Мою руку они тоже знают, поскольку не раз грамоты с моим письмом читали.
— А если схватят твоего Иванко живым и поднимут на дыбу? Не выдаст?
— Не тот он человек, чтобы предать русское дело. Потому и выбрал его, что не сомневаюсь в нем нисколько.
— Посылай, и да свершится то, что начертано каждому из нас судьбой.
Князь перекрестился и вздрогнул, так неожиданно появился перед ним Иванко. Был он в кольчуге, поверх нее распахнутый кафтан, на боку широкий меч, на голове дорогая соболья шапка.
— Готов ли в дорогу, десятский? — спросил Боброк.
— Да, боярин. И я, и верный вороной.
— Вороной на сей раз пускай отдохнет, пойдешь пешком. — Боброк осмотрел десятского с головы до ног, остановил взгляд на шапке. — Скажи, Иванко, дорога ли тебе шапка? — спросил он.
— Еще как, боярин. Это же твой подарок.
— Береги ее пуще глаза, избави бог потерять. Лишь в схватке с ворогом, когда собьют ударом меча, можешь расстаться с ней.
— Я лишусь ее вместе с головой.
— Все может статься, ибо опасно поручение, которое предстоит выполнить тебе. В шапку твою сотник Григорий зашил ночью письма, которые надлежит доставить в усадьбу князя Данилы. Знаю, далек и нелегок сей путь, немало опасностей встретится на нем. Потому еще раз говорю, всегда помни о шапке и письмах, что в ней.