Военные противники России
Шрифт:
По отношению к солдатам Сен-Сир был ни плох и ни хорош. В их повседневные нужды и заботы он особенно не вникал и близко с солдатами не общался, полагая, что этим должны заниматься их непосредственные начальники и интенданты. Поэтому солдаты не очень-то жаловали своего генерала (затем маршала). Среди них он больше был известен под прозвищем «Сова». Отношение его к подчиненным войскам нагляднее всего характеризует такой факт. После сражения под Полоцком, которое принесло Сен-Сиру маршальский жезл и где войска приложили максимум усилий для достижения победы, он их даже не поблагодарил и не поздравил с победой. Незаметно удалившись с поля сражения, он уединился в своей штаб-квартире, располагавшейся за толстыми и высокими стенами старого иезуитского монастыря, и весь остаток вечера провел в полном одиночестве, посвятив его игре на скрипке. Так утонченный эстет отпраздновал свою победу. Тут следует пояснить, что подобное поведение для Сен-Сира не было чем-то необычным. Даже в боевой обстановке, используя редкие минуты свободного времени, он с удовольствием посвящал его своему любимому занятию — рисованию
Сен-Сира очень редко видели, особенно когда он стал уже видным военачальником, увлекающим в атаку своих солдат. А во время кампании 1813 года его в войсках вообще почти не встречали. Даже многие из младших офицеров, не говоря уже о солдатах, не знали своего маршала в лицо. Но иногда все же бывали случаи, когда в решающий момент сражения Сен-Сир мог проявить выдающуюся личную храбрость и мужество, бесстрашно появляясь в самых опасных местах. Обычно его видели на полях сражений не скачущим во весь опор на коне, а спокойно едущим шагом. Непроницаемое спокойствие военачальника моментально передавалось войскам и внушало им уверенность. Такое необычное поведение Сен-Сира в боевой обстановке озадачивало современников. Одни видели в этом только присущее ему поразительное хладнокровие, другие же склонны были усматривать в этом некий тонкий психологический расчет. И все же, несмотря на все негативные черты характера Сен-Сира, его высокий военный профессионализм никто и никогда не подвергал сомнению. Это был весьма деятельный и в то же время очень рассудительный военачальник, просчитывающий все свои действия на много ходов вперед и крайне редко попадавший впросак из-за того или иного опрометчивого решения. Редко кто из маршалов Наполеона мог, как Сен-Сир, многими часами корпеть в своем штабе над планированием предстоящих боевых действий или изучением боевых документов. В целом же, «ледяной маршал», как его иногда называли, был личностью далеко неоднозначной. С одной стороны, он вызывал у окружающих глубокое уважение к себе как способный и опытный военачальник, а с другой — не менее глубокую неприязнь из-за своего плохо скрываемого мизантропизма.
Начав свою военную карьеру убежденным республиканцем, Сен-Сир со временем, как и подавляющее большинство офицеров и генералов революционной армии, примирился с наполеоновским режимом. В конце же своей военной службы, как и многие другие высшие военачальники императорской армии, он, разочаровавшись в императоре, переходит на службу к Бурбонам, которым продолжает служить с тем же усердием, с каким он это делал, находясь на службе Республики и Империи. Но бывшие враги, против которых он сражался долгие годы, не оценили его усердия, и маршал, непонятый новыми хозяевами страны, вынужден был закончить свою военную и государственную деятельность и в 55-летнем возрасте удалиться на покой.
Сен-Сир был высоким и представительным человеком. Дополняя его характеристику, нельзя не отметить присущее ему еще с революционных времен честность, бескорыстие и республиканскую скромность. Он никогда не выпрашивал у Наполеона никаких наград и всякого рода милостей, как это делали некоторые из его коллег. Во время управления военным министерством Сен-Сир отказался от положенного ему жалованья министра, оставив себе лишь содержание по маршальскому званию. В 1817 году он наотрез отказался принять предложенный ему титул герцога и лишь под давлением двора и правительства вынужден был согласиться на титул маркиза.
Некоторые военные специалисты, исследовавшие военное искусство эпохи Революционных и наполеоновских войн, считают Сен-Сира одним из наиболее способных военачальников наполеоновской армии, не уступающим по уровню боевого мастерства Массене или Даву. На наш взгляд, это все же большая натяжка. Может, по своему военному интеллекту Сен-Сир и превосходил многих прославленных полководцев Первой империи, но в практическом плане ставить его на первые роли вряд ли правомерно. Масштаб не тот, да и боевые заслуги намного скромнее. Ведь даже победа под Полоцком в августе 1812 года, за которую Сен-Сир получил маршальский жезл, была далеко не такой уж блистательной, как, например, победа Даву при Ауэрштедте в 1806 году, и никак не претендовала на выдающийся военный успех. Генерал Ж. Моро, под началом которого Сен-Сир бывал не раз, как-то заметил: «С Дезе побеждают в сражениях, а с Сен-Сиром их не проигрывают». В этом глубоком по смыслу и лаконичном по содержанию высказывании знаменитого полководца сказано многое. Сен-Сир проявил себя также как способный военный администратор и крупный реформатор, о чем свидетельствует его деятельность на посту главы военного ведомства Франции в 1817—1819 годах. Он вошел в историю как способный военачальник, мужественный воин и человек твердых нравственных принципов.
Даву Луи Никола
Французский военный деятель Даву (Davout) Луи Никола (10.05.1770, Анну, департамент Йонна, Бургундия — 1.06.1823, Париж), маршал Франции (1804), герцог Ауэрштедтский (1808), князь Экмюльский (1809), пэр Франции (1815). Сын офицера. Происходил из старинного, но обедневшего дворянского рода д’Аву, известного во Франции еще с XIII века. Многие предки Даву доблестно служили на ратном поприще сначала герцогам Бургундским, затем — королям Франции. Военная служба в роду д’Аву считалась семейной традицией, неукоснительно сохранявшейся на протяжении 5 столетий. Поэтому судьба молодого Даву была заранее предопределена. Рано (в 9-летнем возрасте) лишился отца, погибшего из-за несчастного случая на охоте. Последовал примеру своих родичей и в 1785 году поступил в Оксерское военное училище. Завершил военное обучение в самом престижном в то время Парижском военном училище, по окончании которого
Однако особого рвения к военной службе молодой офицер на первых порах не проявил. Щедро одаренный от природы, он все свободное время посвящал не светским забавам и не совершенствованию своего профессионального мастерства, а занятиям, весьма далеким от военной службы. Особый интерес Даву проявил к философии, а также к трудам Вольтера, Ж. Руссо, Д. Дидро и других французских просветителей XVIII века. Он штудировал их целыми вечерами, а зачастую и ночами. Именно тогда он всей душой воспринял идеи революции и стал ярым противником существовавшего в то время во Франции феодально-абсолютистского режима. Родственники были разочарованы вольнодумством молодого Даву. Так его дядя, майор, служивший в том же полку, раздраженно писал родным, что, по его мнению, из племянника ничего путного не получится, военным человеком он не будет, поскольку вместо углубленного изучения военного дела забивает себе голову разной чепухой. Дядя Даву ошибся — его племянник на военном поприще достиг таких высот, о каких представители древнего дворянского рода д’Аву не могли и мечтать.
Великую французскую революцию Даву встретил восторженно и сразу же перешел на сторону восставшего против монархии народа. После отмены революционным правительством 19 июня 1790 года всех феодальных привилегий, в том числе и института наследственного дворянства, принял фамилию Даву. Однако вскоре революционные взгляды 21-летнего лейтенанта Даву восстановили против него большинство офицеров полка, сохранивших верность королю и монархии. Летом 1791 года дело дошло до публичного скандала, когда на одном из банкетов Даву демонстративно отказался поднять бокал «за здоровье короля» и ответил дерзостью попытавшемуся его урезонить старшему начальнику. Как «опозоривший честь полка» лейтенант Даву был подвергнут аресту с содержанием в крепости на 45 суток, а затем предан военному суду и изгнан из армии (сентябрь 1791 года). Этого потребовали офицеры-роялисты, не пожелавшие иметь в своем полку «предателя».
С началом Революционных войн Франции против европейских монархий (апрель 1792 года) Даву попытался восстановиться на военной службе и даже обращался по этому поводу в Законодательное собрание, но ничего не добился. К лету 1792 года обстановка на фронтах резко осложнилась. Французская армия терпела одно поражение за другим. Нависла прямая угроза над столицей Франции — Парижем. 11 июля 1792 года Законодательное собрание объявило — «Отечество в опасности!» По всей стране началось формирование батальонов волонтеров (добровольцев) для защиты Революции от интервентов, стремившихся подавить ее силой оружия и восстановить во Франции прежние порядки. Отставной лейтенант Даву одним из первых записывается добровольцем в 3-й батальон волонтеров родного департамента Йонна, где сразу же получает чин капитана, а через 3 дня — подполковника и избирается командиром батальона (сентябрь 1792 года). Батальон Даву вскоре вошел в состав Северной армии, которой командовал генерал Ш. Дюмурье. В рядах этой армии Даву участвовал в боях на севере Франции и в завоевании Бельгии, а также в неудачном для французов сражении при Неервиндене (18 марта 1793 года). Проявил в боях храбрость и мужество, показал себя способным и энергичным командиром. Когда весной 1793 года Дюмурье изменил делу революции, попытался поднять вооруженный мятеж против Республики и был объявлен вне закона, Даву как офицер, известный своей твердостью, решительностью и преданностью Революции, получил приказ комиссаров Конвента отправиться в штаб-квартиру Дюмурье и арестовать предателя. Однако выполнить этот приказ ему не удалось. 4 апреля он встретил генерала, сопровождаемого свитой, на дороге. Дюмурье попытался уговорить подполковника и возглавляемых им солдат присоединиться к нему, но получил решительный отказ. Поскольку сдаться генерал отказался, Даву приказал открыть огонь. Свита Дюмурье была рассеяна, но самому ему удалось бежать. Тем не менее преданность Даву делу революции была высоко оценена — он получил чин полковника и должность командира полубригады.
Весной 1793 года в Вандее вспыхнул крупный контрреволюционный мятеж, быстро охвативший обширную территорию. С установлением в стране якобинской диктатуры (2 июня 1793 года) революционные власти взяли за правило направлять в Вандею офицеров и генералов дворянского происхождения, чтобы в боях с мятежниками проверить их лояльность Республике и преданность делу революции. Одним из них был и 23-летний полковник Даву. Права на ошибку у таких офицеров и генералов не было, каждый промах или просчет стоил им головы. Но дорвавшимся до власти представителям крайних радикалов не дано было понять, что сражаться эти люди шли не за страх, а за совесть, что доказали свою верность идеалам революции они уже неоднократно, подтверждением чему служила кровь, пролитая ими на полях сражений. Парижские же политиканы, высокопарно именовавшие себя «представителями народа», не пролили в боях с врагами Французской революции ни единой капли своей крови. Они предпочитали, чтобы за них это делали другие. Эти «народные трибуны» в своей основной массе вообще не очень-то любили появляться на фронтах, опоясавших Республику по всему периметру ее границ, считая наиболее приемлемым для себя занятием «защищать революцию» не с оружием в руках на полях сражений, а в парламентских «баталиях». Они хорошо знали, что в армии их презрительно называли «героями трибуны», «адвокатишками» и т. п. и к их высокопарной риторике относились довольно иронично. Между прочим, одним из депутатов Конвента был и отчим Даву, адвокат Л. Тюрро де Линьер, придерживавшийся тоже самых радикальных взглядов (к тому времени он уже расстался с матерью Даву). Он был всего на 9 лет старше своего пасынка.