Военный коммунизм в России: власть и массы
Шрифт:
«Со времени наступления взяли в плен около 30.000. В армии Колчака паника и разложение, несколько дней назад к нам перешло целиком 2 полка, сейчас получил донесение о сдаче еще 3-х полков с винтовками, пулеметами и орудиями… Настроение наших войск необыкновенно повышенное и воинственное, никакие обозы не в состоянии поспеть… Население после тяжелого урока очень радушно, важно сразу взять верный тон и линию поведения» [243] .
Помимо белогвардейского террора и произвола недовольство сибирских крестьян вызывали и чисто экономические причины. В 1918 году в Сибири собрали прекрасный урожай хлеба, который с остатками урожаев прошлых лет дал в распоряжение крестьян огромные излишки зерна. В результате, даже при бешеной спекуляции цены на продовольствие в Сибири были крайне низки, наряду с острым голодом на промышленные товары. Поскольку иностранные фирмы упорно не желали возобновлять торговлю с Сибирью, сибирские крестьяне рассуждали так:
243
Там же. Ф. 2. On. 1. Д. 10493. Л. 1–3.
«Хлеб
Все факторы в совокупности формировали антиколчаковские настроения крестьян, поднимали мощное партизанское движение в тылу и разваливали белую армию на фронте. Во время продвижения Красной армии по Сибири крестьяне массами записывались в коммунистическую партию. В самой партизанской Алтайской губернии к лету 1920 года насчитывалось 20.307 коммунистов, т. е. часть всего населения губернии, причем в подавляющем большинстве это были крестьяне [245] . Предсибревкома И. Н. Смирнов в докладе от 15 ноября 1919 года писал Ленину, что откровенно реакционный характер колчаковщины оттолкнул даже крепкого сибирского мужика.
244
Преображенский Е. Экономика и политика сибирской контрреволюции // Правда. Еженедельное приложение. 1919. № 2. 2 февраля.
245
РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 12. Д. 497. (Протоколы 2 Сибирского областного совещания РКП(б). 31 июля — 4 августа 1920 г.)
«За исключением незначительной части крестьянство сплошь на стороне Советской власти. Ярким показателем может служить результат мобилизации 12 сентября, когда без всякого принудительного аппарата мы собрали 90 % призванных. Полное отсутствие дезертиров» [246] .
Крестьянство очень быстро отвернулось от своих недавних освободителей, но, отвернувшись, вновь встретилось лицом к лицу с жесткой и требовательной продовольственной политикой большевиков. После разгрома основных сил контрреволюции, когда для большевиков исчезла прежняя необходимость смягчать свою крестьянскую политику ввиду белой опасности, начался ее постепенный отход от лозунгов и принципов VIII съезда РКП (б). Хорошее представление о положении на местах дают секретные сводки отдела военной цензуры РВСР, которые распространялись среди высшего руководства и из которых оно было достаточно информировано о настроениях всех слоев населения России. Характерно, что в тех регионах, откуда Советская власть не уходила, в начале 1920 года в связи с усиливающейся реквизиционной политикой усиливаются и повстанческие настроения. Об этом свидетельствуют выдержки из наиболее характерных писем, перлюстрированных военной цензурой:
246
Там же. Ф. 2. On. 1. Д. 11735. Л. 4 об.
Март 1920 года, Ярославль:
«Если бы вы знали, какое везде в деревнях недовольство властью. Ни один крестьянин не скажет про власть спокойно, все ругаются. Да везде, и в поездах и на рынках, только и слышишь проклятия по адресу власти» [247] .
Март 1920 года, Тверская губерния:
«Когда все это кончится? Так стало жить трудно, хуже быть нельзя. От крестьян все требуют: сена, соломы, мяса, молока, картошки и на работу берут, прямо всех теснят хуже, чем были прежде господские, а что касается крестьянина, то во всем отказывают. И до каких пор будем терпеть, один господь знает» [248] .
247
Там же. Ф. 17. Оп. 65. Д. 453. Л. 89 об.
248
Там же. Л. 86 об.
Февраль 1920 года, Тульская губерния:
«Реквизировали у нас картошку, овес, просо, гречиху, семя льняное, коноплю и другое. Так что картошку не кушаешь, чтобы хоть что-нибудь уберечь на семена. Овса не хватит на посев. Вот что сами люди делают — безголовые правители, не думают, что же будет в будущем, если будет недосев. Это значит умышленно создавать голод» [249] .
Продовольственная политика государства стала подобна заклинанию, вызывающему призрак голода. В малоплодородной Новгородской губернии голодали почти всю войну, крестьяне питались мхом и щавелем. Мох подсказывал самые радикальные решения. С надеждой смотря на созревающий урожай, крестьяне угрожали, что «если Советская власть протянет руки к этому хлебу, то от него останется один пепел» [250] .
249
Там же. Л. 114 об.
250
Там же. Д. 52. Л. 75. (Доклад о деятельности Крестецкого уездного комитета РКП(б). 2 июля 1919 г.)
Крестьянское сопротивление разверстке приводило к ответной реакции продовольственников, которые в условиях бесконтрольности прибегали к жестоким и беззаконным приемам выколачивания хлеба. Из Тульской губернии писали, что «мужики приезжают домой избитые, с переломанными ребрами, с разбитыми ногами, одного даже убили» [251] .
В иных случаях крестьянское возмущение и выступления были просто манной небесной для продкомиссаров, их присных и простых солдат, хаживавших на усмирение. Описывая такую операцию в Данковском
251
Там же. Д. 453. Л. И.
252
Там же. Д. 168. Л. 9.
В перлюстрированных цензурой письмах можно встретить откровения и самих продовольственников. Вот что писал один продагент из Вятской губернии в марте 1920 года:
«Работать приходится в невероятно трудных условиях. Везде и всюду крестьяне прячут хлеб, зарывают его в землю. Работа в нашем районе, в Пильмезском и Сюмсинском сначала шла хорошо. Наш район по пересыпке хлеба был один из первых лишь благодаря тому, что были приняты репрессивные меры с хлебодержателями, а именно: сажали крестьян в холодные амбары, и как он только посидит, то в конце концов приводит к тому месту и указывает скрытый хлеб. Но за это арестовывали наших товарищей, начальника экспедиции и 3-х комиссаров. Теперь тоже работаем, но менее успешно. За скрытый хлеб конфисковываем весь скот бесплатно, оставляем голодный 12-фунтовый паек, а укрывателей отправляем в Малмыш в арестантские помещения на голодный паек 1/3 фунта хлеба в день. Крестьяне зовут нас внутренними врагами, и все смотрят на продовольственников как на зверей и своих врагов» [253] .
253
Там же. Д. 453. Л. 72.
Можно сказать, что аресты были самыми безобидным средством в арсенале продовольственников. Иной раз крестьяне сами просились в отсидку, случалось, когда в губисполком приезжали представители деревенской власти и умоляли посадить их. Оказывалось, что под различными угрозами на один и тот же день в один и тот же час деревня должна была взяться за выполнение трех, а иногда и четырех повинностей [254] .
Продорганы совершенно не считались с осуществимостью своих требований, требовали яиц у тех, у кого не было кур, шерсти у тех, у кого не было овец, хвостов конских у безлошадных и т. п. Крестьянам приходилось покупать на стороне, чтобы сдать разверстку. Сплошь и рядом продотряды начинали свою деятельность в деревне с того, что требовали зарезать для себя ягненка, приготовить яичницу, доставить сало или масло, не обращая внимания на то, что крестьяне сами питаются хлебом из мякины, лебеды и жмыха. В большинстве случаев требовалась самогонка и лошади для катания «на лихачах», крестьяне называли продотряды «пропойцами народного доверия». Нередко за хорошее угощение с кулаков снималась разверстка и перекладывалась на бедняков. Известен случай, когда продагент привязал шестидесятилетнего старика крестьянина к оглобле телеги и погнал лошадь во всю прыть. К счастью, подоспел красноармеец и выручил старика. Продотряды зачастую напутствовались такими инструкциями: не стесняйтесь, бейте в морду, сажайте в такие подвалы, каких они не видели и при Николае. Ничто не вносило такого раздражения в деревне, как деятельность продотрядов [255] .
254
Зубов П. (Анненский). Годы борьбы // 3 */2 года Советской власти в Тверской губернии. Тверь, 1921. С. 12.
255
РЦХИДНИ. Ф. 5. Оп. 2. Д. 10. Л. 7.
Все вышеприведенные случаи взяты из специальной справки, затребованной вдруг Лениным из редакции газеты «Беднота» накануне X съезда РКП (б), но скверное дело в том, что с 1918 года вся его корреспонденция пестрит подобного рода сообщениями и жалобами, на которых вверху листа стоит его непременная пометка: «В архив».
Наряду с пассивным сопротивлением продовольственной политике, саботажем повинностей, повсеместно происходили бесчисленные волнения и вооруженные выступления крестьян. Тогда отмечали, что в районе Поволжья эти восстания отличались особенной жестокостью мужиков. В частном письме из Пензенской губернии от марта 1920 года сообщалось, что там во время недавнего крестьянского восстания происходили ужасные зверства. Местному комиссару по фамилии Шуваев мужики сначала отрезали нос, затем уши, а потом голову. Далее сообщается:
«Теперь все тихо и спокойно, мужиков успокоили плетками» [256] .
Не всегда дело ограничивалось только плетками и даже расстрелами зачинщиков, власть не стеснялась применять против взбунтовавшихся сел даже артиллерию. Деревня бунтовала, поскольку фактически была лишена возможности легально, законно отстаивать свои политические и экономические интересы. Крестьяне сами пытались создать такие условия, в 1920 году по всей России заметно усиливается движение за организацию союзов трудового крестьянства. Как в случайной дорожной беседе подводчики-бедняки объясняли одному командировочному из политотдела губвоенкомата Чувашской области, что они к Советской власти относятся хорошо, но неправильные действия продовольственников, «связавших нас по рукам и ногам, заставляют нас организовываться, чтобы порвать эти веревки» [257] .
256
Там же. Ф. 17. Оп. 65. Д. 453. Л. 108 об.
257
Там же. Оп. 11. Д. 7. Л. 13.