Военный талант
Шрифт:
— Уйти сейчас, — сказал я, — значит, лишиться сна.
— Возможно, из ситуации нет выхода. Из того, что ты рассказал мне о Скотте, ясно одно: он стал одержимым. Не случится ли с нами то же самое после того, как завтра мы поднимемся на его борт?
Чейз сменила позу и вытянула длинные ноги (очень красивые в бледно-зеленом свете от приборов!):
— Если бы я могла стереть из памяти этот корабль, забыть все, уничтожить записи, улететь куда-нибудь и никогда не возвращаться, то, наверное, я бы на это пошла. Вон та штука, не знаю, что это такое, или как это может
Чейз нажала несколько клавиш, и на мониторе развернулось записанное изображение корабля Сима. Она дала дополнительное увеличение. Конечно, он был темным. Но выглядел таким же настороженным и смертоносным, как и в программах, изображавших налет на Волчки или бой у Ригеля.
— Сегодня ночью я читала его книгу, — сказала Чейз.
— "Человек и Олимпиец"?
— Да. Сим сложный человек. Не могу сказать, что всегда с ним согласна, но он умеет навязать свою позицию. Например, он довольно яростно обрушивается на Сократа.
— Знаю. Сократ не принадлежит к числу его любимцев.
Ее губы дрогнули в мимолетной улыбке.
— Этот человек не уважал никого.
— Его критики тоже так считали. Сим, разумеется, заклеймил и их тоже, во второй книге, которую не закончил при жизни. "У критиков все преимущества, — сказал он однажды, — потому что они ждут, пока ты умрешь, и тогда за ними остается последнее слово".
— Жаль. — Чейз откинулась на спинку кресла и заложила руки за голову. — В школах никогда не рассказывают об этой стороне его характера. Тот Кристофер Сим, с которым знакомятся дети, выглядит безупречным, склонным к проповедничеству и неприступным. — Чейз нахмурилась. — Интересно, что бы он сделал с этим кораблем?
— Он бы поднялся на борт. А если бы не смог, подождал бы, пока не появятся дополнительные данные, и во время этого ожидания нашел бы, о чем подумать.
Корпус "Корсариуса" был местами обожжен и изъеден коррозией. Из-за периодической замены листов обшивки он казался покрытым заплатами. Навигационные и коммуникационные модули исполосованы шрамами, защитные экраны в хвостовой части покороблены, а кожух двигателей отсутствовал.
— Тем не менее, — заметила Чейз, — я не вижу крупных повреждений. Правда, есть одна странность.
Мы подходили к кораблю в капсуле "Кентавра". Здесь было довольно тесно, ведь капсула — не более, чем пузырь из пластмассы с несколькими двигателями.
— Кожух привода не сорван взрывом. Его сняли. Не уверена, но все выглядит так, будто сами двигатели отсутствуют. — Чейз указала на два объекта в форме гондол, которые я поначалу принял за двигатели Армстронга. — Нет! Это только их внешняя оболочка. Я не вижу сердечников. А они должны быть видны.
— Они должны там быть, — возразил я. — Если кто-то намеренно не искалечил корабль, после того, как он прибыл сюда.
Чейз пожала плечами.
— Кто знает? Остальное выглядит не лучше. Держу пари, там полно поврежденного вооружения и оборудования.
— Незавершенный ремонт, — констатировал я.
— Да. Ремонт, произведенный в спешке.
Над корпусом "Корсариуса" выступали соленоиды, застывшие и холодные.
— И они тоже, — прибавила Чейз.
Корабль был скован холодом времени.
Чейз сидела в кресле пилота, озадаченная и, возможно, напуганная. Многоканальная связь была включена, мы прослушивали частоты, на которых мог бы вести передачу "Корсариус", будто ожидая сообщений.
— Должно быть, хроники ошибались, — сказал я. — "Корсариус" явно не был уничтожен у Ригеля.
— Очевидно...
Чейз регулировала изображение на мониторах, хотя в этом не было никакой необходимости. Компьютеры "Кентавра" совмещали схему найденного корабля с древними изображениями "Корсариуса", повторяя процесс снова и снова, в бесконечных деталях.
— Значит ли это, что Сим мог уцелеть у Ригеля?
Чейз покачала головой.
— Будь я проклята, если знаю.
— А если он выжил, зачем прилетел сюда? — продолжал рассуждать я.
— Черт, отсюда очень далеко до зоны сражений. Мог ли "Корсариус" вообще совершить такой перелет?
— О, да, — ответила Чейз. — Дальность полета любого из этих кораблей была ограничена только количеством запасов, которые могут уместиться на борту. Они могли это сделать. Вопрос в другом: зачем? Может они сделали это не по своей воле. Может, Сим и его корабль попали в руки ашиуров. Вдруг он выжил в битве при Ригеле, но был ранен и потом бродил по свету, не зная, кто он такой? Глупо. Даже если и есть доля правды в теории о кораблях-двойниках, что им здесь понадобилось? У кого в самые тяжелые для Сопротивления дни оказалось столько времени, чтобы забраться так далеко с боевым кораблем, который крайне необходим дома?
Мы проплыли над носовой частью, мимо яростных глаз и клюва фурии, мимо орудий на носу корабля. Чейз описала небольшую петлю. Корпус резко ушел в сторону, в иллюминаторах проплыла голубая, залитая солнцем поверхность планеты. Потом и она ушла в сторону, уступив место широкому пространству черного неба.
Мы много говорили. Пустая болтовня. О том, как быстро зажила нога Чейз, как хорошо было бы вернуться домой, сколько денег мы можно на этом заработать. Мы, по-видимому, не хотели, чтобы беседа прервалась. А тем временем мы приближались к нашему артефакту. Чейз провела капсулу вдоль корабля, остановившись у главного люка.
— Если у тебя есть какие-то сомнения, — сказала она, повысив голос, чтобы подчеркнуть значимость слов, — он слеп и мертв. Его системы слежения не сделали никаких попыток просканировать нас и сделать запрос.
Мы надели шлемы скафандров, в которые облачились заранее, и Чейз выпустила из кабины воздух. Когда зажглись зеленые огни, она откинула фонарь, и мы выплыли наружу. Чейз двинулась к входному люку, а я задержался, чтобы взглянуть на ряд букв кириллицы, выгравированных на корпусе. Это был кодированный индекс корабля, совпадающий со знаками на "Корсариусе" из модельных программ.