Воевода
Шрифт:
Покидая Москву, Даниил и Тарх думали податься на реку Истру в Воскресенский монастырь, а оттуда в Сергиеву лавру, как подсказал Григорий Лукьянович. Но в последние минуты Даниил решил ехать сразу в Александрову слободу, где царь всегда прятался от мирских невзгод.
Путь до Александровой слободы был недальний: за два дня по накатанной дороге можно было достичь её. Но Даниил укорачивал и это время, поторапливая возницу. Заночевали на постоялом дворе в Сергиевом Посаде. В Александрову слободу Даниил и Тарх приехали 8 ноября. В тамошнем храме шла служба в честь архистратига Михаила и прочих небесных сил бесплотных. А двумя днями
Так получилось, что два любимца Ивана Грозного пришли в царские покои вместе. Оба были веселы, довольны жизнью. Григорий спросил Афанасия:
— С чем приехал?
— С благими вестями, Лукьяныч.
— Идём же к батюшке, там и расскажешь.
Царь Иван Васильевич принял их без помех. Первым сказал своё слово князь Вяземский. Он был краток.
— Милостью Божьей, царь-батюшка, сукин сын Алёша Адашев преставился, как тому и должно быть.
— Господи, упокой его душу грешную, — отозвался царь и послал Вяземского к столу, где в кубках стояло вино, крепкая медовуха. — Причастись во благо с дальнего пути.
Афанасий поклонился и отошёл к столу. Настала очередь Григория докладывать царю. Он был тоже немногословен:
— Наведался Данила Адашев ко мне. Тебя, батюшка, пытается найти, с челобитьем рвётся. За брата постоять намерен.
— Пусть является, приму героя Крыма. Да правду про брата скажу. Он ведь на воеводство сам напросился. А для чего? Чтобы к литовскому князю уйти на службу. Не помешай я, так там бы давно был. Так я говорю?
— Истинно так, батюшка.
— На том и делу конец. Как явится, веди ко мне.
Так и было. Едва Даниил примчал с сыном в Александрову слободу и показался на дворе против царских палат, как навстречу ему выбежал Григорий Бельский.
— Вот и славно, что приехал. А царь-батюшка здесь. Он, похоже, ни в Воскресенск, ни в лавру не ездил. Ты с сынком пойдёшь или один?..
— С Тархом. Ему дядюшка за отца родного был, пока я в походах проводил годы.
— Царь-батюшка и его примет. Полюбуется на твоего сынка.
Даниил и Григорий стояли на площади напротив царских палат, и Иван Васильевич смотрел на них через венецианское стекло. Когда Даниил с Тархом в сопровождении Григория вошли в царский покой, Иван Васильевич не сидел в кресле, а шёл навстречу Даниилу и руку протянул, как равному.
— Поздравляю тебя, Даниил Адашев. Были по осени крымские послы в Москве, так сказали, что никогда Крымская земля так не сотрясалась, как от твоего вторжения в неё.
— Спасибо, государь-батюшка, за лестное слово. Мы сделали всё, что могли.
— Вы герои, истинно герои. — Глаза царя светились по-доброму. — Ну, говори, с чем пожаловал?
— За братца порадеть приехал. Зачем его, царь-батюшка, в заточение упрятали?
— Так на время, голубчик, на время. Пока не разберусь.
— В чём же его вина, государь-батюшка?
— Дошли до меня слухи, будто он винит меня за то, что я в Ливонию его сослал. А я не ссылал. Сам он напросился. Да и должно же ему воеводой побыть. Однако это не всё. Сказывают, что собирался он в Литву сбежать — вот я и пресёк...
— Ложь всё это, царь-батюшка, оговорили его, — вмешался в разговор Тарх. — Мой дядюшка любит Русь и к её врагам никогда бы не убежал. Отпусти, ради Бога, его, царь-батюшка.
— Смотри-ка, истинно
— Верно, царь-батюшка.
— Ну то-то! Так что, герой Крыма, отправляйся восвояси. Прямо из слободы. Нет тебе пока места в Москве.
— Но, государь-батюшка... — хотел возразить Даниил.
— Никаких «но» не потерплю! — перебил его Иван Васильевич. — Лукьяныч, смени ему лошадей, дай брашно и ноне же отправь в Вильян. Семь воинов дай в сопровождение с князем Вяземским. — И царь вышел из покоя.
Снаряжая Даниила в путь, Бельский сказал:
— Ты бы, Даниил Фёдорович, оставил сынка здесь. Зачем ему в дороге маяться?
— Спроси его, останется ли он.
— Тебе решать.
— Вот и решил: поедет со мной.
Бельский отступился, но пошёл к царю за советом.
— Царь-батюшка, скажи на милость, как быть с Адашевыми? Герой Крыма не хочет оставлять сына в слободе.
— И не надо просить. Поднял я их из гноища, пусть туда и уйдут. Видеть не хочу их никогда! — с надрывом и гневно сказал царь Иван Грозный. Он только что молился об «убиенной юнице» Анастасии и был зол на Григория, но обуздал свой гнев, сказал твердо: — Ты понял, что я тебе толковал?
— Всё понял, батюшка.
Бельский ушёл. Он разыскал Афанасия Вяземского и передал ему слова царя: — Велено тебе ехать с Даниилом Адашевым, а до какой поры, сам смекай. Возьми семерых воинов. И главное — должок не забудь отдать. Я ведь помню, как он свалил тебя кулачищем.
— Ладно, где наша не пропадала, сполна разочтусь, — ответил князь.
Даниил уже осматривал коней, запряжённых в возок, — хороши гнедые из царской конюшни! — когда увидел, что с хозяйственного двора выехали семь воинов во главе с князем Вяземским. «Куда это они?» — подумал Даниил и вспомнил, что царь велел Бельскому послать провожатыми Вяземского с воинами. Они остановились близ возка, и князь сказал:
— Вот и мы, в провожатые к тебе. Героя от татей лесных беречь будем.
Даниил ничего не ответил, лишь ёкнуло сердце — не за себя, а за Тарха: «Он-то при чём, сердешный!» Сын стоял рядом. «Господи, да не уберегу я тебя, не уберегу!» — разрывалась от боли душа. Даниил сказал Тарху:
— Пора нам, родимый. — Подойдя к вознице, попросил его: — Антип, ты садись в возок, а мы с Тархом — на облучок.
Антип скрылся в возке, Даниил и Тарх уселись на козлы. Сын взял вожжи в руки, дёрнул их, и кони пошли.