Воин Добра

Афанасьев Роман Сергеевич

Он точно помнил, что вчера пил из этой бутылки. Но похмелья не было, и это было самым странным. Обычно, после водки, Вадик полдня не мог встать.

«Что же было в этой бутылке?» — подумал он.

Обведя взглядом пустую комнату, Померанцев попытался припомнить что было вчера.

Он пил и ему было хорошо. Энергия хлестала из него, как из прохудившегося ведра, а голову посещали мудрые мысли. Потом воспоминания как-то резко заканчивались.

«Наверно, потом, я ужрался». — Подумал Вадик.

Он напрягся, пытаясь вспомнить что было

дальше но память выдала лишь неразборчивый набор ощущений: его хвалили, хлопали по плечу, он с кем-то танцевал и снова пил, было хорошо. Вдруг вспомнилось, что одного из его новых знакомых звали Шумахером.

«Запоминающаяся фамилия» — подумал Вадик.

Еще память вдруг выплюнула из своих недр случайную фразу:

— Когда наливают от души, это и есть эликсир души.

И еще, следом, истошный крик:

— Да не факел ты, а фак ты ел!

Вабик поморщился, а потом вдруг испугался. Он вскочил со скамейки и стал ощупывать свою жопу. Вроде она не болела, да и других неприятных ощущений тоже не было. Померанцев облегченно перевел дух.

«Ну и хорошо — подумалось ему, — а то Саныча послушаешь — кругом одни пидарасы».

Вспомнив про Саныча, он подумал о работе. Автоматически глянув на старенькие часы, он присвистнул — рабочее утро было уже в разгаре. Вадик внезапно вспомнил, что сегодня должны были давать аванс и, плюнув на все воспоминания, заторопился к выходу.

Железная дверь была распахнута настежь. Вадик вышел на лестницу и попытался аккуратно прикрыть за собой дверь. Но это ему не удалось — железная конструкция была тяжелой. Взяв разгон от толчка Вадика, она с ужасающим грохотом захлопнулась. Померанцев втянул голову в полечи, поежился, и бросился по лестнице на третий этаж, перескакивая через несколько ступенек за раз.

Скинув в раздевалке пальто и натянув рабочий халат, Вадик отправился к цех. В нем было многолюдно. Сегодня все вышли на работу и делали вид что ударно трудятся в поте лица. Мужики в цеху перекрикивались, стараясь заглушить рев станков, и сияли заплывшими глазами, в предвкушении аванса.

Померанцев подскочил к фрезе, взял новую заготовку из того штабеля, что он не добил вчера, и решительно положил ее на станок. Работа спорилась. Вадик привычно распускал заготовки на брусья и пытался разобраться в себе.

Воспоминания о вчерашнем вечере были смутными расплывчатыми. Зато очень ясно проступали ощущения. Вадик помнил, что ему было хорошо, так хорошо как еще никогда не было. Он вспомнил, что ему вчера говорили, о том, что он скоро найдет свое предназначение.

Померанцев попытался помечтать о том, что он скоро станет героем России, но выходило плохо, он все время срывался, возвращаясь к ощущению тепла поселившемуся чуть ниже пупка.

Рабочий день закончился быстро. После обеда раздали аванс, и мужики потихоньку потянулись по домам. Работать с получкой в кармане выглядело немыслимым кощунством.

Вадик, у которого не было сегодня обеда, сильно проголодался. Он решил не тратить деньги, а просто

поехать домой. При мысли о доме, он вспомнил Маринку, ее голые пятки торчащие по бокам волосатой жопы Гийи. Это воспоминание, к его собственному удивлению, не вызвало протеста. Вадик подумал, что очень мало думал об этом ужасном, как ему сначала показалось, событии. Сейчас, вспоминая происшедшее, Померанцев удивлялся себе. Ну трахнули жену, ну и что. Не в первый раз видать. Он все одно догадывался, был почти уверен, что Маринка ему изменяет. Вот, наконец, увидел это, ну и что? Это все внешнее, пустое. Главное что внутри! А внутри у Вадика сейчас было пусто, и есть хотелось прямо таки ужасно. Он пожал плечами и пошел к раздевалке.

Плетясь по длинному темному коридору, в котором с роду не горел свет, Померанцев размышлял о том, что будет делать, когда встретит Фарита. Он как раз пытался сформулировать вопросы, которые задаст татарину, и поэтому не заметил человека стоящего раком посреди коридора и завязывающего шнурки.

Вадик толкнул его прямо в откляченную жопу и человек полетел головой вперед, издав веское, раскатистое «Бля!!».

Вадик в испуге замер пытаясь рассмотреть, что он натворил.

— Померанцев, бля, гондон, бля! — Загудело на уровне пола. — У тебя, бля, что — глаза на жопе? Ты когда, гондонище, перестанешь на ходу спать, бля?

Вадик облегченно вздохнул. То был всего лишь Саныч, целый и невредимый, судя по реплике.

Саныч тяжело поднялся с пола и подошел к Вадику вплотную, взял его за пуговицу рабочего халата, и тихо произнес:

— Вот что, Померанцев, кончай мечтать, еб твою мать. Ты уже заебал. Сам подумай, так замечтаешься и руку себе отмахнешь фрезой, нах, и не заметишь.

Саныч внезапно запнулся и пристально уставился на Вадика. Тот глупо и немного смущенно улыбался.

— Ты чего лыбишься, нах? — Cпросил Саныч. — Ты чего?

— А что? — удивился Вадик — что такое?

— Да у тебя ебальник такой счастливый, будто ты где на халяву ящик водки отхватил…

— Это Саныч, все внешнее, наносное. Тлен. — Невпопад ответил Вадик, продолжая думать о Фарите, — Главное то, что внутри!

— А! — Коротко ответил Саныч.

Он смерил Вадика цепким взглядом, и заторопился в сторону раздевалки. Померанцев еще немного постоял на месте, пытаясь понять, что он такого сказал. Потом пожал плечами и пошел одеваться. Очень хотелось есть.

* * *

На этот раз он позвонил в дверь. Маринка была дома — звук телевизора был слышен даже сквозь закрытую дверь. Не открывали долго. Вадик успел позвонить три раза, прежде чем в замке со скрежетом заворочался ключ.

Дверь распахнулась и Вадик вошел в коридор. Маринка стояла посредине прихожей, уперев руки в бока. Выглядела она грозной — длинная обесцвеченная прядб спадала на раскрасневшуюся щек, глаза зло горели, полные губы кривились в презрительной ухмылке.

— Ну — громким шепотом сказала она — и где ты шлялся?