Воин Добра
Шрифт:
Вадик захлопнул дверь и Маринка сорвалась на крик:
— Паскуда приблудная, где тебя носило ебаный кобель?
Вадик лишь улыбнулся в ответ. Внутри у него было тепло и хорошо, ссориться совсем не хотелось.
— Нажрался, алкаш?
Маринка шагнула ближе и хищно втянула воздух ноздрями. Вадик успел заметить, что из правой ноздри торчит длинный жесткий волос. Радость внутри угасала как костер, в который поссал пионер.
— Работы было много, — сказал он, — пришлось остаться на фабрике. Зато зарплату дали.
— Погань ебучая, — протрубила супруга, — пропил наверно
Вадик вытащил из внутреннего кармана пальто горсть мятых бумажек и протянул жене. Та ловко, одним движением выхватила деньги у него из руки и отработанным жестом развернула их веером.
— Ишь, ты, — подивилась она — надо же, все на месте, твои гроши. Где ж тебя носило? У блядей что ли был? Где ж ты такую нашел что она на тебя польстилась? Слепая, небось, блядища была, да глухая…
Тепло внутри живота угасло совсем. Внутри него остался только голод. Вадику стало скучно, в голове образовалась странная пустота, и он стал стаскивать с себя пальто.
— Заходи уж, кобель, — тоном ниже сказала Маринка, — твое счастье я сегодня добрая. Обед готов. Как раз себе стряпала. Иди жрать, пока не остыло…
Она повернулась и пошла в комнату, прятать деньги в щель между секретером и платяным шкафом.
Вадик тоскливо посмотрел ей вслед и принялся развязывать ботинки. Ему казалось что он попал в странный и страшный сон Все кругом было чужое. Не свое. Внешнее.
Он пошел на кухню, размышляя о том, что же внутри него изменилось. Все свое стало чужим и непривычным, а все чужое и незнакомое — своим.
«Наверно это оттого, — подумалось ему, — что предназначение близко».
На кухне он сразу уселся за стол. Подошла Маринка и бросила перед ним на стол ложку и вилку. Потом взяла глубокую тарелку, плеснула в нее половник борща и шмякнула туда же большой кусок вареного мяса. Красные брызги борща полетели во все стороны, забрызгав ее домашний халат.
— Вот блядство! — Прокомментировала она и поставила тарелку перед мужем.
— Жри, давай, блядун копеечный, смотри засеку тебя с бабой, хуй отрежу, и тебе же скормлю.
Вадику стало совсем плохою. Тепло внутри исчезло окончательною и бесповоротно, осталась только глухая обида, тоска и раздражение.
— А может в пидарасы подался — вслух размышляла Маринка — ну где тебя носило, скажи уж. Только не пизди про работу, вижу же у бабы был, пахнет от тебя чем-то сладким.
Раздражение перешло в злость, рука держащая ложку задрожала и Вадик разжал пальцы. Ложка брякнулась на пол.
— Хули ложками бросаешься, — взъярилась Маринка, — ишь, чмо, ты у меня довыебываешся!!
— Я знаю. — Глухо сказал Вадик. — Знаю.
Если бы Маринка промолчала, он бы тоже не стал ничего говорить, но своими воплями, она вывела Вадика из себя. Ведь это она ему изменила, она! А ведет себя так, словно это он, Вадик, водил домой баб.
— Что ты знаешь, тля? — Нахмурилась Маринка.
— Тебя Гийя в жопу ебал. И просто так, тоже ебал. Я видел!
Вадик выпалил все это и тут же испугано втянул голову в плечи, опасаясь гнева жены. Маринка выпучила свои давно выцветшие глаза, потом кровь бросилась ей в лицо — щеки раскраснелись, губы
— Сучонок! — Выдохнула она. — А ты как думал? Твоим членом только посуду в шкафу протирать, он же как тряпка!
Она задохнулась, подавилась своим очередным криком и резко повернулась недовольно бормоча себе под нос.
Вадик застыл, растеряно глядя на ложку, что валялась на полу. Потом он взял в руки вилку, перевел взгляд на кусок мяса в алом борще, и повернулся к Маринке. Та стояла к нему спиной, чуть нагнувшись. Она колдовала над плитой гремя крышкой кастрюли. Ее толстая задница чуть выдавалась назад, смотрела прямо в лицо Вадику. Внутри у него все кричало от гнева и боли, ему было плохо очень плохо. Если вчера вечером ему было хорошо, как еще никогда не было в жизни, то сейчас ему было настолько же плохо. Вчера его переполняла радость и тепло, сейчас же в нем бушевал всепожирающий огонь. Все мысли исчезли, подчинясь неведомым инстинктам он нагнулся вперед и с силой воткнул вилку в округлый зад жены.
Маринка заорала и подпрыгнула, ударившись головой о вытяжку висевшую над плитой. Вадик отпрянул.
Маринка, продолжая вопить, обернулась и, размахнувшись, отвесила мужу затрещину, от которой он вместе с табуреткой полетел на пол. Маринка набросилась на упавшего мужа, беспорядочно молотя его руками. Закрыв голову, Вадик попытался подняться и получил удар ногой по ребрам. Озверев он оттолкнул Маринку обеими руками, и она отлетела, ударилась спиной о кухонный шкаф. Вадик вскочил на ноги, сжав кулаки, и тут увидел что жена схватилась за длинный кухонный нож. Ничуть не задумываясь он размахнулся и ударил по настоящему, — в лицо, чуть справа. Маринкин визг оборвался, и она повалилась навзничь, выронив нож. Она села на пол, потрясла головой и внезапно заревела. Слезы катились по ее раскрасневшимся щекам, словно два небольших ручейка.
Вадик резко развернулся и бросился прочь. В прихожей он схватил пальто, оборвав при том вешалку, подхватил ботинки, открыл двери и выскочил на площадку.
Обулся он только на первом этаже. Натянув кое-как ботинки, он накинул на себя пальто, и вышел на улицу. Все его внутренности сжались в тугой комок. В горле стоял колючий ком, а в глазах стало горячо и влажно. Он обернулся, бросил взгляд на подъезд. На втором этаже скалилось стеклянными клыками разбитое стекло, из распахнутых дверей несло кошачьей мочой.
Порыв осеннего ветра забрался в распахнутое пальто и Вадик мгновенно озяб. Он развернулся и решительным шагом направился к станции. Здесь больше нечего было делать.
Пройдя мимо лестницы ведущей на второй этаж, Вадик нырнул в знакомый закуток, и остановился перед железной дверью. Ручки на ней не было. Вадик уцепился пальцами за железную кромку и потянул ее на себя. Что-то лязгнуло в железном нутре, и дверь легко распахнулась. Вадик скользнул внутрь и помчался по коридору, к знакомому повороту.