Воин Доброй Удачи
Шрифт:
Башраги. Три предплечья, сросшиеся в одно. Три сросшиеся грудные клетки. И три руки вместо пальцев. Их вид был безобразен до полного отвращения. С гротескных щек свешивались бессмысленные личики. По всему телу торчали бородавки с длинными хвостами волос.
Теперь Амрапатару открылся план Консульта. Зная, что Полчище, отвернув от Ирши, кинется в атаку, им оставалось только затаиться и ждать, что наживка будет захвачена и неприятель окажется достаточно безрассуден, чтобы отослать всех магов подальше…
Уверовавший король с надеждой всматривался в небо на севере, пытаясь заметить во мгле приближение
Гнусные уроды приближались. Оставшиеся в живых гиргашские лучники прицелились и осыпали этот не знающий пощады легион стрелами. На мгновение в душе Амрапатара шевельнулась надежда…
Но башраги, утыканные стрелами, как дикобразы, продолжали надвигаться, даже не замешкавшись. Они полезли на склоны и, добравшись до позиций гиргашцев, стали перед ними, как башни.
Короля Армакти сразили одним из первых, ибо он стоял впереди соплеменников, которых воодушевлял вид его высоко поднятого знамени. Башраги ступили в самую гущу людей, размахивая своими гигантскими секирами и молотами. Щиты разлетались в щепы. У людей отрывало руки. Раскалывало головы. Тела летели в еще не рассыпавшиеся ряды. Несмотря на всю храбрость атамана и его вассалов-горцев, справиться с этими бушующими среди них гигантами было выше их сил. Оставшиеся были рассеяны и бежали. Еще через несколько мгновений башраги захватили остатки крепостной стены. У Амрапатара занялось сердце. Теперь между монстрами и полным разгромом армии стояли лишь морские пехотинцы Сиронджи с их сияющими щитами.
Король Эселос Марсидид в сияющих золотом доспехах повел их в атаку, первым вонзив копье в брюхо ближайшего чудища, но тут же был пригвожден к земле молотом следующего. Это все же не остановило прославленных бойцов. Все они ринулись на гигантов, разгорелась невиданная битва, какой в этих краях не было с древних времен. Бесстрашные, умелые, вооруженные мечами из лучшей селеукаранской стали, сиронджийцы в едином порыве кинулись рубить врага. Но битва продлилась всего несколько мгновений. За каждого убитого башрага гибло больше дюжины бойцов. И эти защитники пали, разбросанные и растоптанные.
Все, кто оставался в лагере – жрецы, судьи, водоносы, больные и раненые, – все кинулись на защиту…
Только чтобы пасть под безжалостными ударами башрагов. Это было как избиение младенцев…
Дальнейшие события развивались так быстро, что застывшие возле Пальцев наблюдатели не верили своим глазам.
Несметное число шранков полилось сквозь прорыв, сделанный башрагами, в узкие проходы позади инритийских фаланг. Все до единого заудуниане были научены сражаться в окружении, выставляя вокруг непроницаемую стену щитов, и выживать. Действительно, некоторые так и поступили, но многих охватила паника, и люди гибли тысячами. Амрапатар не мог двинуться, столь страшны были подробности гибели каждого у него на глазах. Вокруг раздавались душераздирающие вопли ужаса тех, кого с гримасами насиловали, прежде чем пожрать.
Все шатры и обозы исчезли. Вся нижняя часть города кишела шранками, лишь те отряды, что не были рассеяны, остались стоять тающим островком живого цвета и человеческой формы в кипящем море безобразия.
Все пожирал вихрь смерти.
Нильнамешский Уверовавший король ахнул и покачнулся. Стрела пронзила его руку в перчатке.
Поднеся
Казалось, вся северная сторона пылала от колдовского огня.
Но было уже слишком поздно.
Люди были повержены и издавали предсмертные стоны. Все вокруг полнилось победными нечеловеческими воплями.
Сорвил двигался как в тумане, он не давал ему свободно дышать. Под сапогами словно сипела лесная подстилка. Нависающие над ним ветви дубов и кленов насмешливо качались, брызгая лучами солнца.
Услышал он пропавших раньше, чем увидел. Совсем близко. Он замер, вслушиваясь в лесные шорохи и скрипы.
– Дааа-ах…
Тут он стал двигаться еще осторожнее, всматриваясь через кусты. Уши все явственнее различали сквозь его собственные крадущиеся шаги звуки страсти за тонкой лиственной завесой.
Сорвил продолжал красться дальше, словно вор…
При виде ужасного разорения маги обеих школ собрались в небе над Пальцами, соединившись в яростное кольцо братьев, готовых биться до конца. С почерневшими от пыли и слез лицами, они во весь голос выкрикивали свои заклинания, давая волю ненависти и злобе: адепты Завета строя абстрактные формы света, а Вокалатай – сияющие фантомы. Они выжгли всех, кто карабкался по склонам. Выжгли тех, кто осквернял трупы павших. Всех, кого могли достичь.
Все склоны осажденного холма были опалены.
Саккарис повернулся к Каридасе и устрашился пустоты его взгляда. Он призвал бывшего соперника стать с ним рядом, сказав:
– Позволь показать тебе, что ты обретешь!
Ибо Анагогическим школам аспект-император предлагал обрести Гнозис.
Но гранд-мастером Вокалатай вдруг овладел неукротимый гнев, безумие того, кто не видел жизни без своей гордыни. Оттого его имя навечно будет обесславлено. Родичи навсегда вычеркнут его из перечня предков. Он принялся сеять разрушение без разбора, выжигая своими заклинаниями и людей, и шранков. Те, кто сумел выжить на земле, возопили в ужасе.
Саккарис сошелся с безумцем. Все застыли, когда два гранд-мастера принялись биться над морем шранков, обмениваясь сверкающими ударами, Абстракциями против Подобий. Побежденный, Кариндаса рухнул вниз.
Не понимая, что произошло, несколько Вокалатай напали на Саккариса, потом еще несколько, пока едва ли не половина их обрушила на него свои удары только потому, что так поступили их братья. Так маги обеих школ уничтожили друг друга в последней безумной схватке.
Люди наблюдали все это с вершины под Пальцами. Вначале они не могли поверить своим глазам. Но пока они горестно наблюдали, по дымящимся склонам взбирались все новые шранки. Они кинулись на несколько сотен последних защитников, но как бы стойко те ни сражались, устоять против Полчища, простиравшегося до горизонта во все стороны, они не могли.