Воин кровавых времен
Шрифт:
«Ох, Акка… Почему я знаю, что потеряю тебя?»
Не боюсь, а знаю. До чего же жесток этот мир!
Пробормотав извинения, Эсменет встала и медленной, размеренной походкой отошла от костра.
Окутанная темнотой, она остановилась и опустилась на обломок рухнувшей колонны. Ночь была пропитана шумом, поднятым людьми Саубона: ритмичный стук топоров, гортанные возгласы, грубый смех. Под темными деревьями фыркали боевые кони и рыли копытами землю.
«Что мне делать? А вдруг Акка узнает?»
Эсменет оглянулась и была потрясена,
А куда делся Сарцелл?
— Должно быть, трудно быть женщиной в подобном месте, — раздался голос у нее за спиной.
Эсменет подскочила и стремительно обернулась; сердце бешено забилось от испуга и тревоги. Она увидела идущего к ней Сарцелла. Ну конечно…
— Так много свиней, — продолжил он, — и всего одно корыто.
Эсменет сглотнула и застыла, ничего не ответив.
— Я уже где-то видел тебя, — сказал Сарцелл, продолжая игру притворства, начатую еще у костра. — Ведь правда?
Он насмешливо поднял брови.
Глубокий вздох.
— Нет. Я уверена, что мы не виделись.
— Но как же… Да! Ты… проститутка. — Он обворожительно улыбнулся. — Шлюха.
Эсменет огляделась по сторонам.
— Я понятия не имею, о чем вы говорите.
— Колдун и шлюха… Пожалуй, в этом есть некое странное соответствие. Если учесть, сколько мужчин вылизывали тебе промежность, пожалуй, неплохо припасти одного с магическим языком.
Эсменет ударила его — точнее, попыталась. Рыцарь перехватил ее руку.
— Сарцелл, — прошептала она. — Сарцелл, пожалуйста… Она почувствовала, как его пальцы скользнули по внутренней стороне ее бедра, следуя какой-то немыслимой линии.
— Как я и сказал, — пробормотал он тоном, который она сразу узнала. — Корыто одно.
Эсменет оглянулась на костер и увидела, что Ахкеймион, хмурясь, смотрит туда, куда она ушла. Конечно, он ничего не видит в темноте — таково вероломство огня, освещающего небольшой круг и делающего весь остальной мир еще темнее. Но мог Ахкеймион это видеть или не мог, значения не имело.
— Нет, Сарцелл! — прошипела она. — Не… «…здесь».
— Нет, пока я жива! Ты понял?
Она чувствовала его жар.
« Нет-нет-нет-нет…»
Тут раздался другой, более звучный голос:
— Какие-то проблемы?
Развернувшись, Эсменет увидела, как из рощи вышел князь Келлхус.
— Н-нет. Ничего, — выдохнула Эсменет, с изумлением осознав, что ее рука свободна. — Господин Сарцелл испугал меня, только и всего.
— Она говорит охотно, — сказал Сарцелл. — Но то же самое делает большинство женщин.
— Вы так думаете? — отозвался Келлхус и подошел вплотную, так что Сарцеллу пришлось поднять взгляд. Келлхус смотрел на рыцаря. Держался он спокойно и даже несколько рассеянно, но в его поведении чувствовалась неумолимая, непреклонная решимость, от которой у Эсменет
— Возможно, вы правы, — бесцеремонно заявил Сарцелл. — Большинство мужчин тоже говорят легко.
На миг воцарилось неловкое молчание. Что-то в душе Эсменет требовало заполнить это молчание, но ей не хватало воздуха, чтобы заговорить.
— Ну что ж, я вас покину, — объявил Сарцелл.
И, небрежно поклонившись, он размашисто зашагал обратно к костру.
Оставшись наедине с Келлхусом, Эсменет облегченно вздохнула. Рука, сжимавшая ее сердце мгновением раньше, исчезла. Эсменет взглянула на Келлхуса и мельком заметила Небесный Гвоздь над его левым плечом. Князь казался призраком, сотканным из золота и тени.
— Спасибо, — прошептала она.
— Ты любила его?
У Эсменет защипало глаза. Ей почему-то даже в голову не пришло просто сказать «нет». Князю Анасуримбору Келлхусу невозможно было солгать. Вместо этого Эсменет сказала:
— Пожалуйста, не говорите Акке.
Келлхус улыбнулся, но в глазах его по-прежнему стояла глубокая печаль. Он протянул руку, словно собираясь коснуться щеки Эсменет, — но уронил ее.
— Пойдем, — сказал он. — Ночь заканчивается.
Держась за руки с настойчивостью юных влюбленных, Эсменет и Ахкеймион брели через кусты, выбирая подходящее местечко для сна. Они нашли ровный пятачок на опушке рощи, неподалеку от утеса, и расстелили там свои циновки. Они улеглись, тяжело дыша и постанывая, словно старик со старухой. Ближайшее к ним железное дерево недавно засохло, и теперь его алебастровый силуэт застыл на фоне неба искривленной рукой. Эсменет принялась разглядывать созвездия сквозь ветви. Ее тяготили мысли о Сарцелле и воспоминание о гневных словах, брошенных Ахкеймионом.
«От конца света не убежишь!»
Как она могла быть такой дурой! Чтобы шлюха посмела ставить себя на одну доску с ним! Он ведь — адепт Завета! Каждую ночь он теряет любимых, каких она даже вообразить не может, не то что самой стать достойной их. Она слышала его крики. Слышала, как он лихорадочно бормочет что-то на неведомых языках. Видела, как его взгляд теряется в древних галлюцинациях.
Она же знала это! Сколько раз она удерживала его во влажной тьме?
Да, Ахкеймион любил ее, но любовь Сесватхи была мертва.
— Я тебе когда-нибудь рассказывала, — спросила Эсменет, содрогнувшись от этой мысли, — что моя мать умела читать по звездам?
— Это опасно, особенно в Нансурии, — отозвался Ахкеймион. — Разве она не знала, какая кара за это грозит?
Запрет на астрологию был таким же строгим, как и на колдовство. Будущее слишком ценно, чтобы делиться им с людьми низших каст. «Лучше быть шлюхой, Эсми, — говаривала мать. — Камни — всего лишь далеко бьющие кулаки. Лучше быть побитой, чем сожженной…»