Воин кровавых времен
Шрифт:
— Что ты наделал?! — спросил Пройас у чудовища. Голос его дрожал от гнева.
Все — Серве, Динхаз, даже болтливый колдун и его сварливая шлюха, — все сидели вокруг костра, ошеломленные. Никто и никогда не разговаривал с Келлхусом в подобном тоне. Никто.
Найюр едва не расхохотался.
— Что ты хочешь, чтобы я сказал? — спросил дунианин.
— Что произошло?! — крикнул Пройас.
— Саубон пришел к нам, — быстро произнес Ахкеймион, — пока ты был в Тус…
— Тихо! — рявкнул принц, даже не взглянув на колдуна. — Я спрашиваю тебя…
— Ты не выше меня по статусу! —
Все, включая Найюра, подскочили, и не только от неожиданности. Что-то было такое в его голосе… Что-то сверхъестественное.
Дунианин вскочил и, хоть и стоял на некотором расстоянии, словно бы навис над конрийским принцем. Пройас даже попятился.
— Ты равен мне по положению, Пройас. И не претендуй на большее.
С того места, где стоял Найюр, казалось, будто красновато-желтые стены и приземистые башни Асгилиоха обрамляют головы и плечи мужчин. Келлхус с его аккуратно подстриженной бородой и длинными волосами, сияющими золотом в лучах закатного солнца, был на целую голову выше смуглого конрийского принца, но в обоих в равной мере ощущались изящество и сила. Взгляд Пройаса вновь загорелся гневом.
— Я претендую лишь на одно, Келлхус: чтобы решения, касающиеся Священного воинства, не принимались без меня.
— Я не принимал никакого решения. Ты это знаешь. Я только сказал Саубону…
На краткий миг на лице Келлхуса проступило странное, почти безумное выражение уязвимости. Казалось, будто он смотрит сквозь конрийского принца.
— Только — что?
Глаза дунианина стали пустыми, поза сделалась напряженной — все в нем будто… будто бы сошлось в одной точке, словно он присутствовал здесь и сейчас куда больше, чем все прочие. Словно он стоял среди призраков.
«Он говорит загадками, — напомнил себе Найюр. — Он воюет против всех нас!»
— Только то, что я видел, — вымолвил наконец Келлхус.
— И что же ты видел?
Эти слова прозвучали вымученно.
— Ты хочешь знать, Нерсей Пройас? Ты действительно хочешь, чтобы я рассказал тебе?
Теперь Пройас заколебался. Взгляд его заметался, на долю секунды, не более, задержавшись на Найюре. Бесцветным, лишенным выражения голосом принц произнес:
— Ты нас погубил.
А затем, резко развернувшись, зашагал к своему лагерю.
Впоследствии, когда они очутились в душном шатре, Найюр уселся напротив дунианина по скюльвендски и потребовал объяснить, что же произошло на самом деле. Серве забилась в угол, словно щенок, побитый двумя хозяевами.
— Я сказал то, что сказал, и это укрепит наше положение, — заявил Келлхус.
Голос его был бесстрастен и бездонен — как всегда, когда он желал проявить свое истинное «я».
— Так ты укрепляешь наше положение? Отталкивая от себя нашего покровителя? Посылая половину Священного воинства на верную смерть? Поверь мне, дунианин, я воевал с фаним. У Священного воинства… этого переселения, или как там еще его назвать, очень мало шансов их одолеть, не говоря уж о том, чтобы отвоевать Шайме! А ты еще уменьшил эти шансы! Мертвый Бог, ты же говорил, что я нужен тебе, чтобы научиться войне!
Келлхус, конечно же, остался непреклонен.
— Ссора с
— Читай мое лицо, пес! — прорычал Найюр. — Ты не убедишь меня в том, что это — успех!
Пауза. Сияющие глаза сощурились, наблюдая. Намек на устрашающий испытующий взгляд.
— Нет, — сказал Келлхус. — Думаю, нет.
Новая ложь.
— Я не предвидел, — продолжал монах, — что остальные — Готьелк и Скайельт — последуют за ним. В том, что касалось галеотов и шрайских рыцарей, я счел риск приемлемым. Священное воинство может пережить их потерю. А если вспомнить, что ты говорил про слабости неповоротливого войска, может, это даже к лучшему. Но без тидонцев…
— Лжешь! Иначе ты остановил бы их! Ты мог бы их остановить, если бы захотел!
Келлхус пожал плечами.
— Возможно. Но Саубон покинул нас в ту самую ночь, когда отыскал в холмах. Вернувшись, он сразу поднял своих людей и на следующий день выступил еще до рассвета. К тому времени, как мы вернулись, Готьелк и Скайельт уже двинулись следом за ним к Вратам Юга. Мы опоздали.
— Ты ему поверил, так? Ты поверил во весь этот вздор насчет того, что Скаур бежал из Гедеи. Ты до сих пор в это веришь!
— Верит Саубон. Я лишь полагаю, что это возможно.
— Как ты сказал, — злобно огрызнулся Найюр, — каждому нравится, когда подтверждают льстящие ему иллюзии.
Очередная пауза.
— Сперва мне требуется одно из Великих Имен, — сказал Келлхус, — затем последуют другие. Если Гедея падет, принц Коифус Саубон будет обращаться ко мне всякий раз, прежде чем принять сколько-нибудь серьезное решение. Нам нужно Священное воинство, скюльвенд. Я решил, что ради этого стоит рискнуть.
Недоумок! Найюр уставился на Келлхуса, хоть и знал, что по лицу дунианина ничего не прочесть, а вот по его собственному — все, что угодно. Он подумал было, не рассказать ли ему о коварстве фаним, которые постоянно пускали в ход ложные атаки и дезинформацию и с неизменным успехом одурачивали кретинов вроде Коифуса Саубона. Но тут он боковым зрением заметил Серве, наблюдающую за ним из угла; ее взгляд был полон ненависти и ужаса. «Все как всегда», — сказала часть его души. Измученная часть.
И вдруг Найюр осознал, что он действительно поверил дунианину, поверил, что тот совершил ошибку.
Однако же такое случалось часто — верить и не верить одновременно. Найюру вспомнилось, как он слушал старого Хаюрута, памятливца утемотов, который в детстве учил его своим стихам. Вот только что Найюр плыл по степи с каким-нибудь героем вроде великого Утгая, а в следующий миг видел перед собой сломленного старика, перепившего гишрута и бормочущего фразы тысячелетней давности. Когда человек верит, это трогает его душу. Когда не верит — все остальное.