Воин-любовник

Кайл Кристин

– Можете идти, – повторил Карл, раздосадованный ее задержкой.

Девушка закусила губу и быстро вышла из комнаты. Карл запер дверь и подошел к столику со стоящим на нем подносом.

В Меган вдруг заговорил инстинкт самосохранения. За последние дни она так устала, что все ее чувства притупились, и она оказалась словно внутри плотного темного кокона, куда не доходят сигналы извне. Но сейчас ей показалось, пусть не очень четко, что Карл позволяет себе слишком вольно обращаться с ее персоналом. Она пока еще находится в своем доме. Завтра острота потери смягчится,

и ей придется заново выстраивать жизнь… хотя пока она понятия не имела, с чего начинать.

Пожалуй, с домашних дел.

Сегодня, однако, ей в качестве опоры нужна была уверенность Карла. Он так добр, так терпелив. И возможно, он прав – письмо Тальберту станет началом ее выздоровления.

Передней появился стакан с лимонадом.

Мег рассеянно взяла его, сделала большой глоток и сморщила нос.

– Какой странный вкус, Карл. Сладкий, но какой-то необычный. Может быть, лимоны несвежие?

– Лимоны отличные, – успокоил ее Карл. – Усталость иногда удивительно влияет на наши вкусовые ощущения. Выпей еще, Меган.

– Но я не…

– Ты должна восстановить силы, дорогая. – Карл взялся рукой за дно стакана, не дав ей опустить его, и мягко, но настойчиво держал стекло у ее рта.

Мег сделала еще один глоток, чтобы угодить ему, а лимонад не попал ей в нос.

– Прекрасно, – пробормотал он, отставляя стакан в сторону. Затем отошел, предоставив ее самой себе.

Глубоко вздохнув, Меган качала писать. После трудных первых строчек она уже не могла остановиться. Сдерживающая пружина отскочила, и эмоции вырывались на поверхность мощным фонтаном, заставляя трепетать сердце. Гнев набирал силу, подогреваемый скрипом пера по бумаге. Все ее чувства сосредоточилось на белом листке и чёрных строчках, которые его заполняли.

Переполненная едкой горечью, она предлагала Джейку забрать мечи, отвезти их в Японию и вернуть в семью Мацуды – это ее подарок, раз он не смог их честно заслужить.

Наконец Мег закончила. Все ее тело сковало напряжение. Голова кружилась, когда она смотрела на прямоугольник, заполненный неровными буквами. Внизу оставалось место для подписи.

– Думается, надо ее поставить, подпись, – сказал Карл, нагнувшись к ней через плечо. – Давай я помогу. – Взяв своей прохладной ладонью ее руку, он обмакнул кончик пера в серебряную чернильницу.

– Карл, слишком много чернил, – заметила она.

– Ничего. – Он отпустил ее руку. – Распишись, Меган.

Мег застыла, держа ручку над бумагой. Она не могла оторвать взгляда от каракулей, мало похожих на ее обычный почерк. Слова буквально дрожали от вложенной в них злости. Неужели это она обвиняла Джейка во всех смертных грехах? Теперь, когда она излила душу, ей стало легче. Но каждая строка показалась чересчур жесткой, острой; похоже было, что письмо исполняло роль хлыста – ударить побольнее, ранить.

Капля чернил упала на бумагу, словно черная слеза. Неровные края кляксы делали ее похожей на пулевое отверстие. Ее вновь охватили воспоминания о смерти отца – всюду пятна ярко-красной крови, испачканная кровью рубаха Дугласа, ее руки в крови, грудь

Джейка. Сердце Меган сжалось от горя, но на этот раз ее память почему-то выхватила искаженное страданием лицо Джейка, бережно поддерживавшего тело умирающего.

– Поставь подпись, Меган, – уговаривал ее Карл тихим голосом. – Не страдай так. Ты все делаешь верно.

Ее сознание странно туманилось. Раздираемая противоречивыми чувствами, Меган позволила Карлу подтолкнуть ее руку, вывести свою подпись в конце письма.

Он взял бумагу, подул на нее, чтобы подсушить чернила, и сложил втрое.

Меган облизнула пересохшие губы, вновь ощутив на них неприятный сладкий привкус. На плечи навалилась огромная тяжесть. Блуждающий взгляд упал на стакан, и ее вдруг кольнуло подозрение.

– Карл, ты добавил что-то в лимонад?

– Ничего, дорогая. Пусть твоя прелестная головка не болит об этом.

Ее охватило раздражение. Почему он вдруг стал относиться к ней свысока?

Она попыталась подняться. Ничего не получилось. Ноги были ватными, словно принадлежали другому человеку. У нее перехватило от страха дыхание.

– Ты лжешь, Карл! Что было в лимонаде? Отвечай!

– Меган, у тебя нет причин расстраиваться. Я налил туда самую малость опийной настойки, вот и все.

– Опийная настойка! – Потрясенная, она с трудом находила слова. – Я в жизни не брала в рот и капли опийной настойки. Ее делают из мака, как и то мерзкое зелье, которое курят в притонах Китайского квартала, – проклятие, из-за которого люди бросают семьи и превращаются в отвратительные никчемные существа, в наркоманов. – Она попыталась разорвать ворот платья, борясь с удушьем от охватившего ее ужаса. – Зачем ты это сделал?

– Мне посоветовал доктор. Он считает, что ты в последние дни недосыпала. В самом деле, Меган, – урезонивал ее Карл, хотя в тоне его слышалось раздражение, – опий употребляют при бессоннице и женских расстройствах. От одной дозы ты ведь не станешь наркоманкой.

Она действительно мало спала четыре последние ночи. Но конечно, не из-за этого она оказалась бессильной противостоять действию наркотика.

А если это только усугубит ее ночные кошмары? И она попадет в их ловушку, окажется не в состоянии вырваться из эхом звучащих в ушах ее собственных истерических выкриков, ужасных картин – искаженное болью лицо отца и лицо Джейка, когда она колотила его кулаками, осыпая упреками?

– Ну ладно, давай я помогу тебе добраться до кровати. – Карл снова взял ее за локоть и помог встать.

Другой рукой он положил письмо во внутренний карман сюртука.

– Нет! – воскликнула Меган со страстью, поразившей их обоих. – Я решила не отправлять это письмо. Я разорву его.

– Но Тальберт должен знать, как ты к нему теперь относишься.

– Пожалуйста, отдай его мне, – попросила она, чувствуя, что вот-вот потеряет контроль над собой. Она уже не могла сдержать дрожь в руках. Больше всего на свете ей хотелось лечь и забыться, но она не могла… не могла, пока не будет уверена, что глаза Джейка никогда не увидят этих жестоких слов.