Воин Марса
Шрифт:
– Сель-ханом? Но ведь это же тот самый человек, которого доктор Морган приказал мне убить!
– Тот самый. На Земле, как сообщил мне доктор Морган, он грабил золотоискателей и захватывал чужие участки.
– Как только я выздоровею и осмотрюсь, сразу же брошу вызов Сель-хану. Это расставит все по местам, и если я одолею его, то выполню свою главную миссию.
– К несчастью, – отвечал ученый, – это невозможно. Согласно марсианскому кодексу чести, ты ни при каких обстоятельствах не можешь спровоцировать Сель-хана на поединок. Он же, со своей стороны, может всячески оскорблять и унижать тебя, не боясь вызова, ибо формально – он победитель.
– Что же мне тогда делать?
– Это зависит
– Рой?
Лал-Вак кивнул.
– Я не нашел английского эквивалента понятию «Камуд». Камуд – новое правительство, которое захватило власть в Ксансибаре десять марсианских лет назад, или примерно девятнадцать земных. В то время у нас, как во всех нынешних марсианских вылетах, был свой вил, то есть император. Прежде его должность переходила по наследству, но он мог быть смещен в любое время волей народа и на его место был бы назначен новый вил. Такое положение устраивало почти всех. Но потом вдруг появился некий человек по имени Иринц-Тел. Он учил, что идеальное общество можно построить, только если оно будет точь-в-точь повторять образ жизни черных пчел. Согласно его учению, личность существует только для того, чтобы служить обществу, а не общество для того, чтобы служить личности.
Последователей он собрал немного, но те, кто стал под его знамена, были горласты и мстительны. В конце концов они вознамерились силой установить новый порядок правления. Узнав об этом, Мирадон, наш тогдашний вил, предпочел лучше отречься, чем вовлечь свой народ в гражданскую войну. Он, конечно, мог бы уничтожить наглого выскочку, но при этом погибло бы слишком много людей, и он предпочел более мирный путь. Едва Мирадон ушел, власть в Дукоре, столице Ксансибара, захватили Иринц-Тел и его пособники. Пролив изрядное количество крови, они создали Камуд, которому теперь принадлежит вся земля, строения, каналы, копи и коммерческие предприятия в нашей стране. Иринц-Тел обещал нам ежегодные выборы, но как только утвердился в должности дикстара Ксансибара, эти обещания были забыты. Теоретически Иринц-Тел, как и все прочие граждане, не владеет ничем, кроме своих личных вещей, но фактически он от имени Камуда владеет и правит всем в Ксансибаре и имеет абсолютную власть над жизнью и смертью своих подданных.
– А что обо всем этом думают люди? – спросил Торн. – Неужели они подчиняются тирании?
– У них нет выбора, – отвечал Лал-Вак. – Иринц-Тел правит железной рукой. Его шпионы кишат повсюду. И от тех, кто выступает против его режима, очень быстро избавляются. Одних казнят по какому-нибудь надуманному обвинению – обычно это бывает измена Камуду. Высокопоставленных граждан вызывают на поединок и убивают наемные бретеры Иринц-Тела. Других посылают в копи, а это означает, что долго они не протянут. А теперь я покину тебя. Тебе нужно заснуть.
– Мои раны… Я и позабыл о них. – Торн прикоснулся к той щеке, по которой его полоснул меч Сель-хана, но даже не почувствовал боли – только нащупал пористый, как пемза, узкий струп. Такой же струп оказался и на ране на боку.
– Я обработал твои раны сразу же, как доставил тебя сюда, – сказал ученый. – Теперь они не должны болеть.
– Они и не болят. Что это за странное снадобье?
– Это джембал,
На следующий день Торна разбудили рано утром. Над ним стоял, улыбаясь, седовласый Лал-Вак, а из-за его спины выглядывал слуга с большой миской в руках. Поставив миску на треножник у кровати, слуга отсалютовал и удалился.
Миска оказалась поделенной на секции, точно половинка грейпфрута – на дольки. В одной секции лежали поджаренные ломтики, в другой – огромный пурпурный плод, в третьей стояла чаша кубической формы с розовым ароматным напитком.
Торн проглотил жареный ломтик. Вкус озадачил его – это не было ни мясом, ни овощем. Доев ломтики, они пригубил розовый напиток. Слегка горьковатый на вкус, он был кисло-сладким, как спелый апельсин, и от одного глотка Торн ощутил, как его кровь быстрее побежала по жилам.
– Что это? – спросил он.
– Пульчо. Одна его чаша оказывает стимулирующее воздействие, но от нескольких можно опьянеть.
Торн осушил кубическую чашу, и Лал-Вак принялся обучать его тому, что он должен был знать как Борген Таккор.
Хотя раны Торна зажили всего за несколько дней, Лал-Вак использовал их как повод, чтобы продержать его в комнате дней двадцать. Землянин быстро выучил язык, потому что в клеточках марсианского мозга, которым он отныне обладал, содержалась память обо всех словах местного языка и их значениях.
Однажды явился слуга и сообщил, что внизу ждет человек по имени Йирл Ду, который хочет видеть Шеба Таккора.
– Пусть поднимется, – сказал Лал-Вак. Когда слуга ушел, ученый повернулся к Торну: – Ты слышал, что он сказал? Этот человек спросил Шеба Таккора.
– Ну да. И что же это значит?
– Что Шеб Таккор, отец Боргена Таккора, умер. Отныне ты – Шеб Таккор. Этот человек – один из слуг рода Таккор, он знает тебя, так что назови его по имени, когда он появится.
Через минуту в комнату вошел невысокий, крепко сложенный человек с грубым, но добродушным лицом. Подняв в салюте могучую руку, он произнес:
– Прикрываю глаза перед господином моим, Шебом, радом таккорским.
Торн улыбнулся и ответил на его салют.
– Привет тебе, Йирл Ду. Это мой наставник Лал-Вак.
– Прикрываю глаза перед вашей светлостью.
– Ты забыл, что перед Камудом все равны, – заметил Лал-Вак, отвечая на его салют, – и больше никто не говорит: «ваша светлость», «прикрываю глаза» или «господин мой».
– Я всегда помню, что я наследственный йен вольных таккорских мечников и что Шеб Таккор – мой сеньор, а я его вассал. Мы в Таккоре живем уединенно и мало что знаем о Камуде. Мы подчинились его власти, потому что наш рад, следуя примеру вила Мирадона, счел нужным поступить именно так. Покуда нами правит рад Таккор, пускай и от имени Камуда, мы довольны и жизнь наша идет как обычно.
– Полагаю, ты приехал, чтобы сопровождать нового рада в Таккор?
– Именно так, ваша светлость.
– В таком случае не позаботишься ли ты о горах, пока мы подготовимся к путешествию? Я отправлюсь вместе с твоим радом и проведу с ним несколько дней.
– Иду, ваша светлость. – Йирл Ду отсалютовал и вышел.
– Странно, – сказал Торн, когда они остались одни, – он ни слова не сказал о смерти Шеба Таккора-старшего.
– Сами его слова содержали известие, – сказал Лал-Вак. – Друзья и родственники умершего не должны говорить вслух о нем самом или о его смерти, пока его пепел не будет развеян в погребальной церемонии.