Воин Забвения. Гранитный чертог
Шрифт:
— Здравствуй, княгиня, – проговорила наконец служанка. – Зачем ты звала меня?
Её насмешливый голос тут же подстегнул Гесту. Княгиня – это самая большая издёвка, которую ей приходилось слышать. Неужто уже во всём доме знают, что Кирилл открыто отказался жениться на ней? Если так, то жить в замке станет вовсе невыносимо.
— Я отрежу тебе язык своими собственными руками, коли ты будешь и впредь разговаривать со мной так! – со всей убедительностью, на которую была способна, ответила Геста. И сама в тот же миг поверила, что сможет так поступить.
Улыбка сползла с лица Малуши. Она задумчиво разгладила
— Так зачем я здесь?
— Я хочу, чтобы ты сделала приворот.
Малуша даже рот приоткрыла, глядя на Гесту недоверчиво, будто пыталась уличить её в глупой шутке. Но чем дольше смотрела в её лицо, тем мрачнее становилась, а затем фыркнула:
— Я не разумею, о чём ты, госпожа…
Геста недобро усмехнулась и плавно села в кресло.
— Не рассказывай мне сказки, Малуша, — яд так и плескался в каждом её слове. – Разумеешь, ой как разумеешь. Я о тебе слышала достаточно, чтобы моя просьба не была голословной. Даже последняя мышь в доме знает, что ты ворожея. Может, и сейчас промышляешь – о том мне неведомо.
Служанка опустила голову и тяжко вздохнула. Если верить словам других чернавок, она и правда больше не ворожила, хоть и унаследовала от матери сильный дар. Этим она даже какое-то время зарабатывала на жизнь, делая привороты или заговоры. И гадала, случалось. Кто знает, чем это всё заканчивалось, обретали ли девицы любовь, но однажды Малушу обвинили в колдовстве и чуть не забили камнями в какой-то деревне на юге. Даже на княжеский суд привести не потрудились. Над ней сжалился кожевенник, подоспевший к концу наказания, выходил, а затем взял её в жёны. Может, она и его приворожила… Только женщины в замке шептались, что после Малушка сама его извела, как повстречала Хальвдана, чтобы, дескать, не мешался. Но бабы много, чего болтают – не все же им верить.
– Не промышляю, – глухо проговорила Малуша. – И тебе лучше обратиться к другой ворожее, госпожа.
Она развернулась и медленно пошла к двери, будто вдруг упал на неё груз случившихся когда-то несчастий.
— Здесь нет ворожеи лучше тебя, – бросила ей вслед Геста.
Малуша остановилась и вдруг развернулась так резко, что взметнулись косы на её плечах. Глаза служанки обожгли ненавистью и болью. Колыхнулось пламя лучин – вот-вот погаснет.
— Я не буду делать приворот, можешь хоть в дыбу меня посадить, – процедила она сквозь зубы. – Знаю я прекрасно, на кого он упадёт. Да только поможет ли? Сама подумай – поможет?
Её лицо исказилось, точно постарело сразу на много лет. Гесте вдруг стало страшно. А что, если она и правда колдунья? Наведет порчу просто так, для забавы, как будто и без того мало забот. Но за первым порывом гнева на Малушу, похоже, напало безразличие. Она понурилась, а взгляд её потускнел – того и гляди заплачет. Геста подошла к служанке и взяла за руку, та угрюмо в неё вперилась.
— Мы с тобой похожи. Ты любишь Хальвдана, я знаю, – ласково произнесла Геста. – Неужели ради того, что бы он был рядом, ты не пошла бы на хитрости?
— Как видишь, я не пошла ни на какие хитрости, госпожа, — покачала ворожея головой. – Иначе он был бы со мной. Уж поверь. Да и что тебе до моих тревог? Ваши княжеские дела далеки от дел простых людей.
Кирилл, пожалуй, мог бы с этим поспорить. Геста только
— Зато женское сердце всегда поймет сердце другой женщины. Если у тебя есть дар, почему бы им не воспользоваться? Я заплачу. Ведь это во благо…
— Я не стану накладывать на князя приворот! — упрямо прервала её служанка. – Блага в этом и подавно нет, – она на миг задумалась и вдруг громко рассмеялась недобрым смехом, выдёргивая свою руку из ладони Гесты. – Вы всё считаете, что это бирюльки. Игра. Мол, щёлкну я пальцами, и всё станет хорошо. Так не бывает. Дудки!
– Я прошу тебя… – выдохнула Геста, хватая Малушу за рукав, когда та снова собралась уходить.
— Приворот – это сговор с духами, – хрипло возразила ворожея, не оборачиваясь. – Я больше не хочу иметь дела с тем миром, госпожа. Однажды уже я за это поплатилась. Ты не знаешь, что такое находиться под градом камней, удары которых ломают кости. Я не хочу ещё раз это пережить.
Геста села и обреченно опустила руки на колени.
— Неужели ты пострадала только за то, что приворожила какой-то девице парня?
— Девицы тоже разные бывают, — поморщилась Малуша, поглядывая через плечо. – Я купилась на хорошую плату и приворожила дочери одного вождя женатого мужчину. Никогда я не делала такого, а вот один раз согласилась. Уж больно толст был кошель. Молодая была, глупая. А у того мужчины добрая жена и четверо детишек. Да только влюбился он, места себе не находил. Та девчонка, как узнала, что теперь ему жить без неё невмоготу, так сразу отшвырнула, как ненужную тряпку – отомстила, значит. А он возьми – и кинься в реку с камнем на шее. Семья без кормильца осталась. Та девица, чтобы от себя гнев селян отвести, настроила их против меня. Дескать, колдунья я, зло удумала из-за гнилой своей душонки. Вот как вышло…
— Мне жаль, что так получилось, — Геста, слушая Малушу, неотрывно смотрела на пламя очага. Оно даже на расстоянии словно окутывало лицо теплом. А вокруг было невыносимо холодно, будто чьё-то стылое дыхание гуляло по светлице.
— Привороты убивают душу заговоренного, госпожа, — продолжила Малуша, передумав уходить. – От них не бывает добра. Эта любовь не будет живой. Она, как застоявшийся пруд – со временем протухнет. Изъест мысли, иссушит тело. Я никогда не стала бы обращать заговор на человека, которого люблю, — она немного помолчала, разглядывая Гесту. – Но, кажется, я могу тебе помочь.
— И как же? – совсем тихо поинтересовалась та.
Ей было уже всё равно. Очередная надежда рассыпалась прахом. Можно было бы найти и другую ворожею, но это не так-то просто, как может показаться. Они гроздьями на деревьях не висят. Да и веры в то, что это необходимо, не стало. Малуша умела убеждать.
— Я сделаю заговор. Но не на любовь, а на вещий сон. Если будет на то воля Богов, ты увидишь во сне, что тебя ждет дальше, и сама решишь, что с этим делать.
Сама решишь… Геста устала решать, устала думать о том, что можно говорить, а что – нет. Устала заглядывать в глаза Кириллу, пытаясь понять его мысли, и не видеть в них ничего кроме безразличия. Она не хотела больше биться о стену – и как же хорошо было бы, чтобы всего несколько слов приворота решили все беды. Но Геста помедлила, перебирая в пальцах несобранные ещё бусы, и кивнула: