Воин Заката
Шрифт:
— ...я должен пойти к ним... помочь... помо...
— Кому, Боррос, кому? Мы здесь одни...
Челюсти Борроса сжались, и впервые за все это время взгляд колдуна остановился на лице Ронина. Губы скривились в жуткой усмешке. Ронину показалось, что он видел... что?
— Дурак, — прохрипел колдун. — Они не хотят, чтобы кто-то об этом узнал. Это тайна.
Смех, исполненный горечи.
— Их тайна.
Глаза Борроса заблестели. Зрачки расширились. На висках — там, где, как живые, пульсировали пятна Дехна, —
— Дурак. Мы не одни в этом мире! Но это... ничего не значит. Оно идет... идет уничтожить нас всех. Никто не спасется, если только не...
Он судорожно сглотнул. Казалось, Боррос заходится криком, только крик еле слышен, славно что-то его заглушает... страшный, нечеловеческий крик.
— Смерть... смерть грядет!
Боррос дернулся еще раз, а потом вдруг обмяк. Глаза закрылись. Ронин отпустил колдуна. Только сейчас он почувствовал, что руки его онемели. Он приложил ухо к груди Борроса, потом несколько раз надавил на грудную клетку. Снова послушал. Легонько постучал кулаком в области сердца. Послушал опять...
Ронин вытер пот со лба и поднялся на ноги. Подошел к двери в операционную, нажал ладонью на стену. Дверь бесшумно отъехала в сторону. Он шагнул в открывшийся проем. Дверь так же бесшумно закрылась за ним. Ронин застыл на мгновение, прислушиваясь. Глаза привыкли к темноте. Все тени — на месте. Он сделал еще один шаг и растворился во тьме.
— Что ты знаешь о колдунах?
— А почему ты об этом спрашиваешь?
— Ты всегда отвечаешь вопросом на вопрос... О да, вот здесь...
Его рука, ласкавшая ее тело, казалась оранжевой в приглушенном свете лампы. Все остальное, сокрытое в темноте, оставалось черным.
— Несколько странная тема для разговора в такой момент, — пояснил Ронин.
Движения К'рин были медленны и нежны. Черные волосы, ниспадающие волной, своей мягкостью и прохладой приятно контрастировали с жаром их распаленных тел.
— Чего же тут странного? Их называют... о... спасителями Фригольда. Говорят, они знают, как выжить, если Великие Машины вдруг выйдут из строя. Разве не так?
Руки его двигались от оранжевого к черному, от света — во тьму.
— Да, говорят.
Губы их встретились и раскрылись.
К'рин лизнула его больное плечо.
— Сейчас все только и говорят что о политике... всякие слухи о саардинах... м-м... вполне естественно подумать о будущем.
— Я о них почти ничего не знаю, — прошептал он, борясь с искушением рассказать ей все.
Она оторвалась от него и слегка отстранилась. Лампа осветила нежный изгиб спины и соблазнительные бедра.
— Значит, ты мне не скажешь? — Ее голос вдруг дрогнул.
— А чего говорить? — Он потянулся к ней, но она увернулась.
— Ты хочешь сказать, что тебе не о чем со мной говорить?
Ронин сел и уставился на черные локоны, разбросанные по подушке.
— Я
К'рин повернулась к нему, ее глаза сверкнули.
— Именно это, — едва ли не закричала она.
— Почему ты вечно истолковываешь мои слова так, как удобно тебе?
— Больше я в эти игры не играю.
— А мы с тобой не играем. — Он начал уже раздражаться.
— Я не позволю тебе так со мной обращаться. Ты именно тот, кто...
— К'рин, сейчас не время...
— Не время? — Она тоже села на постели. — Ты, наверное, шутишь. Для нас ничего нет важнее.
— Нет, есть, — возразил он, может быть, слишком резко.
Она прожгла его взглядом, и Ронин понял, что она разъярилась по-настоящему. И он не ошибся — К'рин с размаху влепила ему пощечину.
— Мороз бы тебя побрал, — прошипела она и замахнулась опять.
Он поймал ее за запястье и притянул к себе, причем с такой грубой силой, что она не смогла ничего сделать. Уже через секунду она лежала на спине, под ним. Ронин склонился над ней. Мягкий свет отражался в ее глазах. Он чувствовал, как вздымается ее грудь и твердеют соски. К'рин согнула колено с явным намерением двинуть ему между ног, но он сжал ее бедра, не дав ей даже шевельнуться.
— Черт, — выдохнула она и, выгнувшись всем телом, теснее прижалась к нему, раздвигая ноги.
Он овладел ею с каким-то неистовым отчаянием, словно плотское наслаждение могло поглотить все тревоги, избавить его от смятения и боли. Слишком занятый собой, Ронин и не заметил, что К'рин отдалась ему с той же отчаянной безысходностью.
Она спала. Он сел на постели и зажег лампу. Бледный свет пламени немного рассеял сумрак. Ронин не стал делать пламя больше, чтобы не разбудить К'рин. Было так тихо, что казалось — сама тишина звучит глухим белым эхом в ушах. Глядя на пламя, он вспоминал свой сон...
Он во Фригольде, только Фригольд не такой, как на самом деле. Он тоже находится под землей, но это не бункер, а целый город. Громадные здания поднимаются так высоко, что почти задевают верхушками каменный свод.
Искаженная реальность сна.
Он — в одном из таких удивительных сооружений. Где-то на самом верху. Вместе с К'рин. Они уже собираются уходить. Зачем, куда — он не знает. И вдруг здание начинает трястись. По стенам расползаются трещины. Он ощущает какую-то странную вибрацию у себя в костях. Он смотрит в окно. Соседние здания рушатся. Земля содрогается. Он слышит крики людей. Видит красные столбы пламени.
Когда он отворачивается от окна, К'рин уже нет рядом. Он выскакивает в коридор. Кругом — удушливый дым и осыпающиеся камни. Здание распадается на части. Он зовет К'рин. Зовет долго, снова и снова выкрикивая ее имя. Но ему отвечает лишь эхо. Тогда он бежит вниз по лестнице, опасаясь, что она может обрушиться под ним в любой момент.