Воин
Шрифт:
Натиск огненного урагана был страшен. Обращались в пепел дерево и ткань, потом не выдерживал камень. Одна из кирпичных стен, докрасна раскаленная пламенем после того как ее облили водой снаружи, пошла длиннющими трещинами. Едва воины успели отбежать подальше, как она рассыпалась на множество дымящихся кусков. И тут же рухнул свод. Упали огромные каменные быки-протомы, невиданными светящимися бабочками спланировали в плюющееся искрами облако раскаленные медные пластины.
Это был последний всплеск ярости. Пламя взвилось вверх с такой силой, что казалось вот-вот поглотит
Встанет солнце, и руины окончательно распростятся с огненным жаром. И тогда на пепелище устремятся интенданты, которым поручено выискивать оплавленные лепешки золота.
Александр и Таис были в этот миг далеко — в опочивальне Дария. Пресытившись любовными ласками, они лежали на громадном пушистом ковре, сотканном из шерсти тонкорунных овец. Легонько поглаживая безволосую, словно у младенца, грудь царя, Таис с улыбкой говорила:
— Твой подарок был великолепен. Как жаль, что это был лишь миг.
Александр ответил с серьезностью государственного мужа:
— Я не мог допустить гибели своего дворца. Мы свершили свою месть, испепелив колыбель, в которой зарождалась власть царей-варваров. И ты зажгла самый огромный в мире костер. Но я не вправе позволить огню уничтожить казну или дворцовую кладовую. Мне нужно золото, мои воины нуждаются в продовольствии и вине. Кроме того, — царь усмехнулся, — нам же необходима крыша на эти три дня, что я думаю провести в Парсе. Ведь не станешь же ты уверять, что предпочла б дворцу шатер, разбитый посреди голой степи!
— Ты хочешь иметь дом?
Брови Александра задумчиво сдвинулись.
— Я привык к жизни воина, но порой я мечтаю о доме, — признался он.
— Владеющий миром не вправе иметь дом! — веско произнесла Таис.
— Когда придет время, я сожгу все дворцы, обретенные мной. Или, если хочешь, подарю их тебе.
— Мне не нужны дворцы. Весь мир — дворец.
— Мир есть храм, — задумчиво промолвил Александр. — Кажется, так сказал Заратустра.
Таис кивком головы подтвердила правоту этого предположения. Затем она легла щекой на руку царя и закрыла глаза.
— Мне нужен огонь.
— А мне нужна ты! — вдруг сказал Александр.
Прекрасные губы афинянки тронула легкая улыбка.
— Смешно и нелепо: величайшему царю мира связывать свою судьбу с гетерой, женщиной, побывавшей в объятиях многих мужчин.
— Мне все равно. Прими мои дворцы, мои сокровища и оставайся со мной.
— Лестное предложение. Любая женщина была б непомерно счастлива, получи она подобное.
— А ты?
— Я не нуждаюсь во дворцах. И мне не нужны сокровища. Я имею больше, чем мне может дать кто-либо. Я люблю огонь. Он очищает и сжигает груз прожитых лет. Этот огонь превращает человека в невинного ребенка, завороженно наблюдающего за его веселящимися искрящимися язычками. Он делает из порочной души чистый лист пергамента. Ты зажег этот огонь и тут же погасил его.
— И это все? — Александр привстал на локте. — Я тотчас же велю зажечь его вновь!
— Не нужно. Не стоит тревожить остывшие
— Да. — Александр склонился к Таис и в подтверждение своего признания поцеловал ее в губы.
— Ты говорил это каждой девке, с какими имел дело? — дерзко засмеялась гетера.
Вопреки ее ожиданию, Александр не выказал гнева, а его последующие слова поразили Таис откровенностью.
— Ты моя первая женщина.
— Как, неужели ты…
— Да, — ничуть не смущаясь, ответил на еще невысказанный вопрос великий македонянин. — Ты единственная женщина, которой я возжелал обладать. Это глупо?
— Нет, это необычно. — Приоткрыв глаза Таис с любопытством взглянула на Александра. — И прекрасно. Я недостойна такой любви.
— Позволь мне решать это.
— А ты недостоин моей, — быстро прибавила гетера.
— Как тебя понимать?
— Помнишь, что сказал маг? Он обещал прийти к тебе, когда ты покоришь мир. Я же буду твоей, когда ты наполнишь его очищающим пламенем. Пусть он вспыхнет во славу Таис!
— Ты безумна! — прошептал Александр, целуя чуть усталое лицо Таис.
— Быть может. Но не более других. — Афинянка ласково погладила царя по голове. — Бедный мальчик, взваливший на свои плечи ужасное бремя власти. Тебе никогда не покорить мир. Ты боишься огня, ты боишься истинного размаха, тебя пугает необъятность сущего. Ты решился покорить огромное царство, на что не отваживались другие. Но ведь это такая малость в сравнении с тем, что по плечу человеку. Ты пытаешься создать великую империю, не подозревая, что она рассыплется на куски через день после твоей смерти. Время подобных империй еще не настало. Ты опередил время, Александр! То, что ты затеял, по плечу героям будущего. Ты же живешь прежде своего времени. И строишь великие планы. Ты умрешь в тот миг, когда вдруг осознаешь всю тщетность своих надежд. И не потребуется ни яда, ни кинжала. Ты превратишься в маленького человечка и умрешь. Маленький смешной дурачок. И все же я люблю тебя. — Таис притянула Александра к себе и, обжигая его губы страстным дыханием, прошептала:
— Люби же и ты меня, царь… Царь!
И Александр утонул в нежных ласках голубоглазой колдуньи.
Он проживет еще восемь лет. Он выиграет немало битв и покорит множество царств. Он создаст империю, подобно которой не было в истории. Он создаст эту империю всего за какие-то десять лет. Подобного никогда и не будет. Спустя год после внезапной смерти империя Александра Великого распадется на эпигонские [268] королевства, яростно враждующие друг с другом. Ведь время империй еще не настало. Но все это будет через долгие восемь лет.
268
Эпигоны (последователи — греч.) — так после смерти Александра Македонского именовали его соратников, поделивших между собой империю.