Воины Карла XII
Шрифт:
Хейденстам родился в семье отставного полковника, в родовом поместье отца Ольсхаммер на севере Швеции. Он был единственным ребенком в семье, и его детские годы прошли в кругу родных и близких. В доме имелась большая библиотека, в кото ройнаряду с произведениями классиков шведской литературы К М. Бельмана, Э. Тегнера, Э.Г. Гейера и др. были широко представлены зарубежные авторы. Отец Вернера — страстный поклонник греческих философов — считал себя убежденным стоиком, проявляя удивительное равнодушие к вопросам христианского вероучения. Может быть, поэтому Вернеру впоследствии удалось избежать столь обычного для многих неоромантиков и символистов увлечения мистикой и метафизикой.
В детстве на Вернера огромное впечатление произвели сказки из «Тысячи и одной ночи», которые он читал в немецком переводе Тусена. Уже известным писателем Хейденстам признался, что именно под влиянием этих сказок в нем пробудился тот огромный интерес к Востоку, под знаком которого написаны почти все его ранние
Другим источником творческого вдохновения, по словам писателя, стали для него воспоминания о доме его детства. С землею Ольсхаммера он был связан глубочайшими корнями. «Ты спрашиваешь о моем адресе? Он всегда, зимой и летом, и покуда я жив, один и тот же: Ольсхаммер, Аскерсунд, Швеция», — писал Хейденстам шведско-финскому писателю 3. Топелиусу, вкладывая в свои слова глубокий символический смысл. «Ничто из позднее воспринятого мною не затронуло корней моих детских впечатлений. Мир, каким я вижу его теперь, я видел и тогда. То, что я люблю теперь, я любил и тогда. И сам я такой же, как и тогда. Впечатления детства — ядро всей моей жизни». Память об Ольсхаммере живет во многих юношеских стихах и рассказах писателя.
Несколько лет Хейденстам проучился в стокгольмской гимназии, но из-за тяжелой болезни был вынужден прервать занятия и отправиться в путешествие на Восток. С этого времени начинаются годы его странствий. Вынужденная поездка стала осуществлением его давней мечты — «надышаться воздухом южных стран». «Вместо того, чтобы слушать лекции об античности в провинциальной Упсале, я смог созерцать Акрополь в Афинах. Вместо того, чтобы врастать в культурные традиции современного христианства, — путешествовать по Ближнему Востоку».
Сначала Хейденстам посещает Италию, Египет и Грецию, затем — Сирию, зиму 1879–1880 гг. проводит в Риме, летом возвращается ненадолго в Швецию, а потом снова покидает страну. В девятнадцатилетнем возрасте он женится, что приводит к размолвке с родными, возражавшими против столь раннего брака. В это же время Хейденстам увлекается искусством живописи. Он изучает его два года в Риме и год в Париже. Но в конце концов отказывается от мысли стать художником и решает посвятить себя поэзии.
Путешествуя с женой по Швейцарии и Северной Италии, Хейденстам с головой погружается в мир художественной литературы. С особым вниманием он читает произведения Стриндберга. «Красная комната» оставляет его равнодушным, но «Браки» приводят в восторг, и он отправляет Стриндбергу приветственное письмо, поздравляя с творческой удачей. В 1885 г. в Швейцарии происходит их личная встреча, а потом они вместе направляются в Рим. Как поведан Хейденстам в книге путевых заметок о Швейцарии «От Коль ди Тенда до Блоксберга» (1889), во время долгих бесед со Стриндбергом они обмениваются мнениями о проблемах современной жизни, культуры, литературного творчества. Горестное чувство невосполнимой утраты рождает у Хейденстама разрушение старой дворянской культуры, искони укоренившихся устоев и традиций под напором бездуховности и прагматизма нарождающейся буржуазии. «Ты принадлежишь к новому дворянству, дворянству нервов… Я — к старому, дворянству мускулов… Мы вымираем, уступая место дворянству денег…». По мнению критика Г. Линдблада, эти слова Хейденстама навеяли Стриндбергу замысел драмы «Фрёкен Жюли». Но они важны еще и тем, что многое объясняют в мировоззрении самого Хейденстама, стремившегося, как позднее и сам Стриндберг, существующей системе ценностей противопоставить альтернативный мир. И хотя вскоре из-за несходства литературных позиций их пути расходятся, Хейденстам по-прежнему высоко ценит Стриндберга, считая его первым среди шведских писателей. В день 50-летия Стриндберга 22 января 1899 г. он публикует в его честь стихотворение «Августу Стриндбергу», в котором создает проникновенный образ одинокого и гордого художника, умеющего говорить горькую, нелицеприятную правду, непонятого и оскорбленного.
Весной 1887 г. Хейденстам из Швейцарии возвращается на родину, получив известие о смертельной болезни отца, а после его смерти обосновывается в Ольсхаммере. Здесь, в старом поместье, он готовит к изданию свой первый поэтический сборник «Паломничество и годы странствий».
Этот сборник увидел свет в 1888 г. и получил одобрение ведущих шведских поэтов В. Рюдберга и К. Снойльского, подтвердивших, по сути, то, что еще раньше сказал о Хейденстаме прочитавший в рукописи его юношеские стихи Топелиус: «В Швеции родился новый замечательный поэт». По признанию Хейденстама, он долго не решался напечатать свои стихи, так как «дух его, в котором, словно на поле брани, сражались натурализм и романтизм, пребывал в смятении». И только «пережив свой период «бури и натиска» и убедившись в правильности выбранного пути, он был готов к тому, чтобы публично заявить о своих литературных взглядах.
В «Паломничестве и годах странствий» впервые в шведской литературе воплощен эстетический идеал неоромантизма. Хейденстам воспевает прекрасный, чарующий, «первобытный» Восток как альтернативу современной западной цивилизации. Этот сказочный мир красоты, любви и жизнерадостности — высшая форма человеческого существования, убежище от пошлой и меркантильной действительности. Стихи сборника пленяют читателя прелестью импрессионистических зарисовок,
Однако на фоне светлых картин часто возникают грустные, меланхолические тона. Поэта мучит мысль о том, что этот прекрасный и радостный мир обречен. Дух прагматизма, наживы, голого расчета проникает и сюда, в еще не испорченный цивилизацией, древний Восток, к которому он привязан самым горячим чувством любви.
Романтическим неприятием действительности проникнут и, автобиографический в своей основе, образ лирического героя, одинокого бунтаря, который не боится смерти и бросает вызов Богу, восстает против людских законов и тоскует по красоте и величию давно минувшего.
С выходом в свет «Паломничества и годов странствий» начался новый этап в развитии шведской литературы: натурализм с его ориентированностью на иллюзию правдоподобия уступил место искусству, возрождавшему традиции романтизма. Борьбу за утверждение идеалов нового искусства, открывающего простор выражению творческой индивидуальности художника, Хейденстам повел сознательно и целеустремленно.
Свою эстетическую программу он изложил в литературном манифесте «Ренессанс, несколько слов о литературном перевороте», вышедшем в свет в 1889 г. Признавая, что натурализм выразил «здоровый и необходимый» протест против утратившей творческую силу литературы середины XIX в., он тем не менее заявляет, что к началу 1880-х гг. это движение исчерпало свои возможности и уже не в состоянии создать ничего здорового и мощного, кроме «скучной и неинтересной» литературы, которую Хейденстам презрительно называет «реализмом сапожников». Стриндберг, по его мнению, среди шведских натуралистов и реалистов единственный, кто возвышается над массой писателей среднего уровня, ибо ни у кого из них не представлен столь «субъективно выраженный, в соответствии с собственным темпераментом», натурализм, как у него. Главная причина краха натуралистического движения в том, что «узкий догматизм его участников противоречит существу художественного вкуса и ментальности шведской нации, которая чувствует свое духовное родство скорее с Ренессансом, чем с литературными идеалами натурализма 1880-х гг.». В старой шведской литературе, по его мнению, больше смелой фантазии, красочного реализма, экспансивности и богатства жизненных сил, чем в литературе 1880-х. Его мечта — «возродить такую литературу в наши дни». «И если моя мечта оказалась бы не просто мечтой, — пишет он в конце, — если бы это движение действительно возникло и стало развиваться так, как я предполагаю, то какое имя ему следовало бы дать? Разве нельзя его было бы назвать Ренессанс? Оно могло бы претендовать на это название отчасти вследствие особенностей нашего характера, который удостоился бы такой высокой чести, отчасти из-за обращения к средствам и методам старых школ, отчасти также в силу своей природы: склонности к субъективности, художественной самостоятельности, мощи творческой фантазии, смелого реализма и чувства прекрасного». Призыв к созданию субъективного, проникнутого художественной фантазией искусства прозвучит еще раз в написанном совместно с Левертином литературном памфлете «Свадьба Пепиты» (1890), вызвавшем гнев и возмущение Стриндберга. Хейденстам высмеивает здесь безликое изображение унылой повседневности, «бесцветное фотографическое копирование» действительности сторонниками натурализма.
В 1889 г. писатель создает роман «Эндимион» (русск. пер. 1917 г.), который удостаивается восторженной оценки Г. Брандеса, поставившего имя Хейденстама в один ряд с лучшими писателями Швеции. В «Эндимионе» Хейденстам развивает мотив неминуемой гибели еще сохранившихся на Востоке красоты и жизнерадостности под натиском пошлой и бездуховной западной цивилизации. В столкновении Востока и Запада, символически представленных вождем исламского народного движения арабом Эмином и ловким искателем приключений немецким врачом-шарлатаном, исход заранее предрешен. Трагическая гибель Эмина, преданного своими сторонниками, знаменует торжество аморального и циничного Запада над наивным и неиспорченным Востоком.
Однако главное художественное достижение Хейденстама в конце 1880 — начале 1890-х гг. все же не «Эндимион», а также во многом автобиографическое произведение, роман «Ханс Альенус» (1892), работать над которым, по словам Левертина, Хейденстам начал еще в 1887 г. Если «Эндимион» при всей условности сюжета еще крепко связан с традициями реалистического «объективного» повествования 1880-х гг., художественным каноном которого были ранние произведения Стриндберга, то «Ханс Альенус» представляет собой уже нечто иное, с точки зрения новаторства сопоставимое только с «Сагой о Йесте Берлинге» Лагерлёф, торжество ничем не связанной свободной фантазии художника, в форме субъективного лирического монолога утверждающего культ красоты, индивидуализм и гедонизм как альтернативу унылой прозе мещанского существования. Явно ориентированный на образцы европейского символизма, «своей бесформенностью» он вызвал сильное раздражение Г. Брандеса.