Воины Солнца и Грома
Шрифт:
За очередным поворотом Ардагаст наконец увидел великана, бессильно привалившегося к стене и почему-то закрывшего глаза лапой. Он не сопротивлялся когда меч дружинника пронзил его сердце. Даже не вытерев клинка, Ардагаст бросился к Ларишке. Та уже пришла в себя. Юноша осторожно помог ей встать.
— Ой, спасибо, Ардагаст! А где Вима?
— Он бежал следом за мной. Может быть, попал под обвал?
— Вряд ли. Ты его еще не знаешь, он такой осторожный.
— А у тебя самой кости хоть целы?
— Ой, не знаю… Эта тварь меня сжала, словно виноград в давильне. С руками
Ардагаст указал на золотой амулет у себя на груди.
— Мне его дал волхв Вышата, мой воспитатель. Он светится, если близко нечистая сила. Видишь, оберег круглый, в середине отверстие, а вокруг него — пять грифоньих голов, будто скачут друг за другом вправо, посолонь. У Даждьбога-Михра в колесницу четыре грифона запряжены, пятый — он сам.
— У тебя самого волосы золотые, как у Михра. А глаза голубые… Говорят, когда-то все тохары такими были. И Ахилл, которого яваны славят, был такой же.
Юноша несмело положил руки на плечи тохарки, но та быстро высвободилась.
— Я, наверное, сейчас на ведьму похожа. — Она достала серебряное зеркальце, гребень и принялась приводить в порядок волосы. Красиво разбросав их по плечам, Ларишка снова надела остроконечный шлем. Потом заглянула в колчан и с досадой отбросила его.
— Ну вот, этот урод все переломал — лук, стрелы. И меч я выронила. Один акинак остался.
— Воркуете, голубки?
Из темного прохода выглянула, беззаботно улыбаясь, златоволосая пери.
— Насмехаться пришла, чертовка?
— Чертовки в болоте сидят, а я чистые реки люблю, криницы, горы высокие… Хотите, выведу вас из этой норы на белый свет? Только…
— Только оберег мой — твоему нечистому? Чем он тебе так люб?
— Ты его еще не знаешь. Меня из Днепра выгнали. Никому я была не нужна. И он тоже — никому не нужен. Зато и никого не боится — ни людей, ни богов, ни бесов. Чары такие знает — никто еще перед ним не устоял.
— А вдруг я первый буду?
— Не храбрись. В эти пещеры и дэвы не заходят. Здесь хозяева — старые, темные боги. И еще… другие, что старше и богов, и дэвов. Если повезет, не встретите их, сами от голода умрете. Увидишь кости — приглядись хорошенько.
— Хватит пугать! Видишь знак Даждьбога? Они с Мораной вышли из царства Чернобогова, и мы выйдем.
Ардагаст обнял Ларишку за плечи. Тохарка положила руку на акинак и смело взглянула в насмешливые зеленые глаза вилы.
— Богом и богиней себя возомнили? Ну-ну… А Куджула со своими уже в пещере. Оберег твой тебя к нему выведет, держи только на весу и думай о том, кого ищешь. Посмотрим, с кого из вас первого древние боги спесь собьют…
Отряд Куджулы шел в глубь пещер. В неровном свете факелов показывались и снова исчезали во мраке искусно высеченные на стенах быки, слоны, носороги, тигры, чудовища — двуглавые и трехглавые быки, рогатые слоны… Вот рогатый демон борется с рогатой же тигрицей, бычьи
— Этого письма не знают теперь даже брахманы. Дикие арьи предпочитали заучивать свои гимны и заклятия наизусть. Но тайная мудрость мелуххов не исчезла. Воистину, владеющие ею повелевают царями, ибо сами свободны от всех мирских желаний. — Голос Нагапутры звучал почти зловеще.
Замечая среди рельефов чересчур откровенные сцены любви, дружинники фыркали.
— Видно, от страсти к женщинам ваши мудрецы избавиться не сумели, — усмехнулся джабгу.
— Для знатока тантры объятия женщины — лишь врата к величайшим мистическим тайнам, — надменно скривил губы бхикшу.
— Нашим шаманам эти врата открывает любовь пери и дым конопли. А хуннским — сушеные мухоморы, — кивнул Куджула.
А подземный путь уходил все глубже, и все более жуткими становились изображения на стенах. Многорукие и многоголовые боги, потрясающие оружием, клыкастые демоны в ожерельях из черепов, изможденные аскеты. И змеи, змеи, множество кобр с человеческими головами… Никто уже не смеялся и не шутил, как поначалу. Из мрака боковых ходов доносились шорохи, шипение, стук копыт. Но никто из степняков не хотел выказать робость перед бритоголовым монахом, и он, размеренно ступая, уводил их все дальше в глубь этого непонятного, спрятавшегося от солнца и людей мира.
Теми же ходами следом шли, настороженно сжимая копья и кинжалы, воины Сунры. Их невежественного вождя не трогали тайны мелуххов, а подземная тьма страшила кати еще меньше, чем кушан. Сыны гор, они были привычны к узким темным ущельям, пещерам, ночным набегам, но при этом чутки и осторожны, как снежные барсы. Услышав доносившиеся из боковых ходов вздохи, шаги, цокот копыт, кати недоверчиво взглянули на сармата. А тот вдруг замер, во что-то вслушиваясь, и произнес властным тоном:
— Дальше пойдете сами. Никуда не сворачивайте и настигнете людей джабгу. Когда же одолеете их — сам Манди-Махадева откроет вам путь к Царскому Кладу.
— Избавиться от нас хочешь? А клад — себе? — Тяжелая рука Сунры легла на плечо колдуна.
— То, что я ищу, ценнее любого клада. Оно — только для великих магов. А Царский Клад — для достойных царства. Сейчас узнаем, есть ли здесь такие.
Неожиданно багадур почувствовал под рукой шерсть, а перед самым лицом увидел насмешливо оскалившуюся черную волчью морду. Протяжный вой огласил пещеру. Тьма откликнулась тигриным рыком, трубным ревом слонов, мычанием. Черный волк одним прыжком скрылся в боковом проходе. А из мрака других ходов, словно из страшных снов, навеянных чарами, вышли два существа. Одно напоминало кентавров, виденных горцами на греческих расписных сосудах, но с задними лапами и хвостом тигра, витыми рогами и слоновьим хоботом. В одной руке кентавр держал бронзовый топор, в другой — тяжелую палицу. Второе существо, с телом быка, имело три головы — быка, тура и козла.