Воины
Шрифт:
Кайн устремляется вперед, делая руками бессмысленные жесты. Глаза охранника расширяются: он не узнает ни жестов, ни лица под пластиковым щитком. Кайн двумя руками ломает охраннику шею в тот самый миг, как его рука тянется к оружию. Затем Кайн прыгает на последнего охранника, прежде чем он успевает развернуться.
Впрочем, это не «он». Это женщина, и она на удивление проворна. Она успевает выхватить оружие, прежде чем он убивает ее.
Он знает, что у него всего несколько секунд: охранники наверняка регулярно выходят на связь со своим старшим. Он бросается к боковой шахте, которая должна привести его в пространство над потолком главного зала.
Женщины-лидеры.
В обширном пространстве над потолком зала полно такелажников, техников и тяжеловооруженной охраны. Большинство охранников — снайперы, они следят за толпой внизу через оптические прицелы своих дальнобойных ружей. Это очень кстати. Возможно, некоторые из них даже не заметят его, пока он не начнет спускаться вниз.
Двое солдат в тяжелых доспехах оборачиваются в его сторону, как только он появляется из темноты. Его спрашивают, кто он такой, но даже если его действительно примут за одного из своих, ему не дадут пройти дальше нескольких ярдов. Он вскидывает руки, делает несколько шагов в их сторону и трясет головой, указывая на свой шлем. А потом бросается вперед, молясь, чтобы они не сообразили, насколько стремительно он способен двигаться.
На то, чтобы преодолеть двадцать ярдов, у него уходит не более секунды. Чтобы усилить их замешательство, он не нападает, а пробегает мимо тех двоих, которые уже увидели его, и третьего, который только начал оборачиваться, чтобы узнать, в чем дело. Он подбегает к краю и бросается вниз, свернувшись клубком и кувыркаясь, чтобы в него труднее было попасть. Тем не менее он чувствует, как высокоскоростная пуля вонзается ему в ногу, но неглубоко: броня охранника замедляет ее скорость, а его собственная отвердевшая плоть останавливает ее.
Удар при падении так силен, что краденый шлем охранника слетает у него с головы и катится прочь. В толпе парламентариев звучат первые вопли и изумленные возгласы, но Кайн их почти не слышит. Шок от падения с пятидесятифутовой высоты отдается в усиленном хряще колен, лодыжек, ступней — больно, но терпимо. Сердце колотится так стремительно, что почти жужжит, и все его реакции настолько ускорены, что шум аудитории звучит как нечто совершенно нечеловеческое: рокот ледника, ползущего по камням, тектоническое содрогание горных недр... Еще две пули вонзаются и пол рядом с ним, осколки бетона и обрывки ковра медленно всплывают в воздух, точно пепел над пламенем пожара. Женщина, поящая на кафедре, оборачивается к нему, медленно-медленно, точно завязшая в патоке, и да, это она, Кита Джануари, блудница вавилонская. Он тянется к ней и видит, как реагируют отдельные мышцы ее лица: вздымаются брови, морщится лоб, выражая удивление... но не страх, не ужас.
Как? Почему?
Он уже летит в ее сторону, пальцы обеих рук скрючились, точно когти, готовясь нанести последний, смертельный удар. Доля секунды на то, чтобы пересечь разделяющее их пространство, сверху и с боков проносятся пули, звук выстрелов долетает долгое мгновение спустя: бац, бац, бац! Время остановилось, вырванное из истории. Рука Божия. Он — рука Божия. Должно быть, так чувствуешь себя в присутствии самого Господа: нет ни прошлого, ни будущего, есть только сверкающее, бесконечное, ясное настоящее...
А потом внутри него взрывается боль, нервы вспыхивают огнем, и все вокруг внезапно и необратимо чернеет.
Плач Кайн приходит в себя в белой комнате. Свет идет отовсюду и ниоткуда. Разумеется, за ним
«Возлюбленные! Огненного искушения, для испытания вам посылаемого, не чуждайтесь, как приключения для вас странного...»
Эти священные слова нашептывал ему Дух, когда он лежал тяжелораненый в госпитале, после того как схватил последнего из лазутчиков, проникших в ряды святых воинов. Это был такой же усовершенствованный солдат, как и он сам, и вдобавок он был крупнее и сильнее его. Он едва не убил Кайна, прежде чем тот исхитрился вогнать свой отвердевший палец сквозь глазницу прямо ему в мозг. Во время выздоровления Дух повторял эти слова снова и снова: «Но как вы участвуете в Христовых страданиях, радуйтесь, да и в явление славы Его... в явление славы Его...»
Он с ужасом обнаруживает, что не помнит, что там дальше в послании апостола.
Он невольно вспоминает ту молодую мученицу, которая пожертвовала жизнью, — и все ради того, чтобы он потерпел настолько полное и окончательное поражение. Скоро он увидится с нею. Как он будет смотреть ей в глаза? Ведом ли стыд тем, кто пребывает на небесах?
«Я буду сильным, — обещает Кайн ее тени, — я буду сильным, что бы со мной ни делали!»
Одна из стен камеры из белой становится прозрачной. В находящейся за ней комнате полно народу, большинство из них в военной форме либо в белых медицинских халатах. В штатском — только двое: бледный мужчина и... И она. Кита Джануари.
— Вы можете попробовать броситься на стену, если хотите, — ее голос исходит прямо из воздуха, со всех сторон одновременно. — Стекло очень-очень толстое и очень-очень прочное.
Он молча смотрит на них. Он не станет вести себя подобно дикому зверю, пытающемуся вырваться из клетки им на потеху. Это они, эти люди, считают, будто происходят от животных. От животных! Кайн-то знает, что Господь Бог сотворил ему подобных выше всех тварей земных.
— Над рыбами морскими и над птицами небесными, и над всяким животным, пресмыкающимся по земле, — говорит он вслух.
— Ага, — говорит премьер-министр Джануари. — Значит, вот это и есть Ангел Смерти.
— Меня зовут иначе.
— Мы знаем, как вас зовут, Кайн. Мы следили за вами с тех самых пор, как вы проникли на Архимед.
Разумеется, это ложь. Иначе они не подпустили бы его так близко.
Она щурит глаза.
— Я предполагала, что ангел должен выглядеть как-то более... по-ангельски.
— Я не ангел. Еще немного, и вы убедились бы в этом.
— Ах, ну раз не ангел, значит, вы один из вестников Господних?
Она видит его непонимающий взгляд.
— О, какая жалость! Я и забыла, что ваши муллы запрещают вам читать Шекспира. «О ангелы и вестники Господни!» Это из «Макбета». Далее следует убийство [11] .
— Мы христиане, у нас священники, а не муллы, — отвечает он настолько ровным тоном, насколько способен. Вся остальная чушь, которую она мелет, его не интересует. — Муллы — у людей Полумесяца, наших братьев по Книге.
Она рассмеялась.
— Я думала, вы умнее других, Кайн, но вы, как попугай, твердите те же глупости, что и прочие ваши земляки. Известно ли вам, что всего несколько поколений назад ваши «братья», как вы их называете, взорвали термоядерное устройство, пытаясь уничтожить ваших предков вместе с остальными христианами и сионистами?
11
Хотя вообще-то это из «Гамлета», восклицание Гамлета при появлении призрака (пер. В. Рапопорт).