Вокруг державного престола. Соборные люди
Шрифт:
Мужиловский не дрогнул, привык идти в любом сражении до конца. «Чем подобная дипломатия, если того требует успех всего дела, отличается от сражения, когда свистит возле уха смертельная картечь и грохочут пушки», – с горечью подумал он.
– Сие невозможно, – сухо, с явным выражением недовольства на лице произнес государь, удержав за рукав подавшегося было вперед Волконского.
К трону легкой кошачьей походкой проскользнул Вонифатьев. Наклонился к государю, зашептал на ухо. Царь выслушал и что-то тихо сказал Волконскому.
– Государь и великий князь всея Руси отпускает тебя восвояси
Через день челобитная от Силуяна Мужиловского с лаконичным перечислением военных действий Запорожского войска и уже занятых казаками южных воеводств была доставлена посыльным в Разрядный приказ и легла на стол государю. Вечером того же дня состоялось боярское сидение, на котором решено было пока ничего не отвечать Силуяну Мужиловскому и послать в Переяслав гонца, чтобы тот встретился с Богданом Хмельницким и разузнал обстановку. Решили ждать сообщений, как будут разворачиваться события дальше, и от воевод на южных границах.
Пока запорожская делегация пребывала в Москве, ни боярин Никита Иванович Одоевский, занятый в этот момент подготовкой к печати изданного его комиссией Соборного уложения; ни боярин Борис Иванович Морозов, вернувшийся осенью в Москву из позорной ссылки, но все еще находившийся в опале, были не в силах повлиять на принятие иного решения.
Разузнав от верных соглядатаев, что иерусалимский патриарх Паисий расспрашивает у монахов о боярине Морозове и почти каждый день допоздна засиживается за разговорами в гостях у святейшего патриарха Иосифа, Вонифатьев решил не медлить и приступить к осуществлению намеченного им плана по предотвращению войны с Польшей. Действовал он привычным для себя изворотливым хитрым способом.
Однажды, выйдя с обедни вместе с Никоном на подворье Кириллова монастыря, Вонифатьев задержался возле саней и вкрадчиво произнес:
– Паисий прибыл к нам неспроста. Он явно желает найти во дворце сторонников, чтобы уговорить государя начать войну с ляхами. Он не скрывает, что гетман Хмельницкий просит его помощи у государя. По моему разумению, черкасы – народ ненадежный, они, то с татарами дружбу водят, то в сторону поляков поворачивают, когда это выгодно. Надо нам ради государственной пользы выждать да посмотреть, как развернуться события дальше? – Бледное лицо Вонифатьева приобрело упрямое и злое, хищное выражение.
– Отобрать у поляков бесславно потерянный нами Смоленск – значит, честь и славу в потомстве снискать. Слышал я, что шляхтичи давно на православную веру ополчились и каленым железом ее с южных земель сгоняют. Неужели, останемся стоять трусливо в стороне и не поможем казакам? – удивился Никон. Он сразу понял, куда клонит хитрый протопоп и был с ним не согласен.
– С войной пока не следует спешить, мы к ней не готовы. Государству и войску нужно с силами собраться, да и в Европе сторонников найти. Ну а мы со своей стороны поможем, чем сможем, – усмехнулся хитрый Стефан.
– Чем же?
– Надо православную веру с греческой зарубежной объединить против еретиков и латинян, – зашел с другой стороны
Пока Никон хмуро раздумывал.
– Нужно послать к черкасам своих послов, чтобы те сами в Запорожье всё своими глазами увидели и разузнали, а потом государю доложить, – осторожно прибавил Вонифатьев.
– И то, правда, – согласился Никон.
– Но это еще не все. Знаешь ли ты, что патриарх Паисий вчера прислал государю депешу с просьбой приставить к нему тебя как мужа благоговейного и позволить тебе сопровождать его в поездках по Москве и нашим обителям.
– Не слышал об этом. Но весьма сим доверием польщен, – ответил Никон.
– Вот и ладно. А как будешь с ним всюду ездить, все примечай, внимательно слушай и запоминай. Веди с ним душеспасительные и полезные беседы, а сам потихоньку про все выведывай и докладывай. И будет сия служба всем нам полезна и поучительна. А уж за нее я тебя при возможности хорошо отблагодарю, – пообещал протопоп.
По утрам протопоп Стефан Вонифатьев вставал с узкой и жесткой лавки, служившей ему постелью в скромной келье сияющего роскошью дворца и, шаркая ногами, шел умываться.
В крестовой, отбив коленопреклонённые поклоны и помолившись, он с завидным упрямством и постоянством приказывал келейнику отправляться в Разрядный приказ и узнавать, будет ли сегодня рассылка царских грамот о благочестии в церкви на места, в какие вотчины успели вчера разослать, и не поступают ли оттуда челобитные или жалобы. Вонифатьев заранее предполагал, что такие жалобы обязательно будут поступать, и потому с завидным упрямством готовился встретить их во всеоружии, как и подобает непоколебимому воину за веру Христову.
Сначала все было тихо. Но в какой-то момент, ситуация действительно изменилась, и в Разрядный приказ одно за другим валом начали поступать красноречивые и тревожные донесения от воевод на местах, докладывающих о начавшихся среди священнослужителей и паствы брожениях и открыто выражаемом неудовольствии.
Как только протопопу на стол легло первое тревожное донесение, он как старый хитрый лис, не потерявший острого нюха, мгновенно почуял угрозу, как для царя, только недавно оправившегося после соляного бунта, так и для себя, смекнув, что смута среди священнослужителей сама по себе так просто не разрешится. И для того, чтобы ее остановить, следует предпринять незамедлительные меры.
И Вонифатьев начал действовать. Улучив момент во время своей беседы с царем, он деликатно намекнул на возможное сопротивление в поместных церквях начавшейся реформе и посоветовал царю предложить Никону, как решительному и жесткому архипастырю, занять место митрополита в Новгородской и Великолуцкой епархии, так как именно откуда чаще всего и поступали тревожные донесения. Таким образом, Вонифатьев решил вновь убить сразу «двух зайцев»: выполнить свое обещание перед Никоном, помогая подняться по карьерной лестнице в церковной иерархии, и подстраховывая себя, ставя надежного и умного человека на проблемное место, на которого мог бы опереться в трудную минуту.